– Что значит, у него ее больше нет? – едва слышно спросил Дэнджефилд.
– Информация у Анджело. В Сингапуре.
– У Коула должны быть копии, – он не отрывал взгляда от ковра.
– Как видите, нет.
– Он сам сказал вам об этом, не так ли?
– А как иначе я мог это узнать?
– Вы не лжете, – сообщил он ковру. – Нет, вы не лжете. Вы не так умны, чтобы лгать.
Он поднял голову, и мне показалось, что его глаза переполняла острая тоска. Но выражение глаз тут же изменилось, так что, возможно, я и ошибся.
– Я никогда не был в том доме, знаете ли, – выдохнул он.
– В каком доме?
– Коула. Мы работаем вместе уже двадцать три года, и я ни разу не был в его доме. Я слушал его болтовню насчет взаимодействия и компромиссов в десятках баров самых захудалых городков Мэриленда, и слушал, не перебивая, потому что он всегда поставлял нам нужную информацию. Я сидел в этих паршивых барах, пил дрянное виски, а он трепался и трепался об «общих целях» и «саморегулировании преступного мира». Можно выслушать что угодно, если в итоге получаешь то, за чем приехал. И все это время я умасливал его ради одного. Только одного.
– Джо Лозупоне, – вставил я. Дэнджефилд с упреком посмотрел на меня.
– Вы думаете, это забавно, да? Вы думаете, я должен впасть в отчаяние, потому что кто-то украл сведения, за которыми я охотился двадцать пять лет? У вас отменное чувство юмора, Которн.
– Двадцать пять лет – большой срок, и я не говорил, что это смешно.
Дэнджефилд вновь продолжил беседу с ковром, обхватив руками свою большую голову.
– Все началось во время Второй мировой войны. С талонов на бензин, которые циркулировали на черном рынке. Но вы, наверное, слишком молоды, чтобы помнить их.
– Я помню. Моему отцу приходилось их добывать.
– Тогда я вышел на Лозупоне. Талонов у него было на сто миллионов галлонов, и он потихоньку торговал ими, но успел сбыть всю партию какой-то мелкотне, прежде чем мы поймали его с поличным. Талоны, конечно, мы забрали, но Лозупоне вышел сухим из воды.
– Выпейте еще, – предложил я. – У вас поднимется настроение.
Но Дэнджефилд исповедовался ковру.
– После войны он расширил сферу своей деятельности. Бюро поручило мне следить за ним. Мне одному. Я наладил отношения с Коулом, и на основе получаемой от него информации посадил за решетку многих и многих, но не мог и близко подступиться к Лозупоне, состояние которого росло как на дрожжах. Чем он только теперь ни занимается! Грузовые перевозки, фабрики по изготовлению одежды, банки, профсоюзы, даже инвестиционные фирмы, а деньги туда поступают от азартных игр, приема ставок, проституции и прочей преступной деятельности. Сейчас у него миллионы. Знаете ли, мы с Лозупоне практически одного возраста. Он послал свою дочь в Уэллсли, а я, с превеликим трудом, в университет Мэриленда. Он не окончил и восьми классов, а у меня диплом юриста. У него в заначке по меньшей мере тридцать пять миллионов, а у меня на банковском счету 473 доллара 89 центов, да еще на две тысячи облигаций, которые я никак не переведу в наличные.
– Вы взяли не ту сторону.
Тут он посмотрел на меня и покачал головой.
– Может вы и правы, Которн, но уже поздно менять союзников. Приглядитесь ко мне. Двадцать пять лет я ловил жуликов, бандитов, мошенников. Я сам стал таким же, как они. Говорю на их языке. Иногда мне даже кажется, что я их люблю. О боже, вы наверняка представляли себе, кто окажется за дверью, когда я крикнул: «ФБР». Вы ожидали увидеть молодого супермена в строгом костюме, с безупречными манерами. А что получили. Старика пятидесяти одного года от роду, одетого в рванье, с манерами свиньи, не так ли?
– Мне кажется, вам надо выпить.
– Знаете, почему я так выгляжу?
– Почему?
– Потому что им это не нравится.
– Кому?
– Всем этим эстетам в Бюро. Ну и черт с ними. Я прослужил двадцать семь лет, осталось еще три года, и я знаю больше, чем все они, вместе взятые, поэтому попрекать меня они не станут. Я работаю с Чарли Коулом, и только поэтому им придется гладить меня по шерстке.
Я подошел к нему, взял пустой бокал, налил виски и протянул ему.
– Вот, выпейте, а потом можете поплакать у меня на плече.
Дэнджефилд принял у меня бокал.
– Я слышал, вы чуток свихнулись, Которн. Что-то у вас с головой?
– Правда?
– Парни с побережья говорят, что вы тронулись умом, потому что взяли на себя вину за смерть старины Анджело.
– Что еще сказали вам эти парни?
– Что Коллизи и Полмисано начали выкручивать вам руки.
Я сел на диван, положил ногу на ногу.
– Можете сказать парням, что они правы.
– Так что хочет от вас Чарли Коул?
– Во-первых, чтобы я освободил его от шантажа Анджело.
– Анджело в Сингапуре. Я слышал, процветает.
– Это вы передали Коулу его фотографии?
Дэнджефилд кивнул.
– Да. Мне стало известно, что Чарли переводит крупные суммы из Швейцарии в Сингапур. И предположил, что деньги идут к Анджело. Я оказался прав?
– Безусловно.
– Чем же Анджело прижал его?
– Утащил всю информацию, которую Коул скармливал вам двадцать лет. И пообещал, что передаст все его друзьям в Нью-Йорке, если не будет регулярно получать деньги.
Дэнджефилд почесал нос, нахмурился.
– И компрометирующие материалы на Лозупоне тоже у Анджело?
– Единственная копия, хотя, теперь уже копии.
– А какова ваша роль?
– Если я не привезу этих материалов, он намерен плеснуть кислотой в лицо жены моего партнера.
– И что вы ему ответили?
– Обещал побывать в Сингапуре. Но я полетел бы и так, узнав, что Сачетти жив. Если б он объявился в другом месте, полетел бы и туда.
Дэнджефилд медленно кивнул.
– Парни говорили, что вы чуток свихнулись. Они не ошиблись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61