Узнали, где я.
– Это еще хуже. О том человеке тоже родня узнала, приехали, а он им передал, чтоб не искали его. Так он по крайней мере жив, а вспомнят о нем, может беда случиться. И в самом деле, увели его однажды ночью. В ссылку, должно быть.
Голос у него был насмешливый, словно он нарочно пугал, но история не казалась невозможной.
– Почему ты так говоришь? – спросил я, удивленный его манерой и замыслом. Я считал, что здесь все насмерть опечалены и согласны по крайней мере в том, как бы не задеть друг друга.
Человек засмеялся. Засмеялся по-настоящему. Это было настолько неожиданно, что я подумал, будто он сошел с ума. Хотя смеялся он обыкновенно и даже весело, словно находился у себя дома. Может быть, именно поэтому.
– Почему я говорю так? Здесь вся мудрость заключается в том, чтоб быть терпеливым. И быть ко всему готовым. Такое это место. А случится лучше, чем ты ожидал, – слава богу, ты в выигрыше.
– Как ты можешь так мрачно думать?
– Если не думать мрачно, то может выйти еще страшнее. От тебя ничего не зависит. Не имеет смысла быть ни храбрым, ни трусом, ни ругаться, ни плакать, никакого смысла. Вот и сиди и жди своей судьбы, а она черная уже по одному тому, что ты здесь. Я так думаю: если ты невиновен, их ошибка; если виновен, твоя. Если безвинно попал – твоя беда, провалился в глубокую яму. Если по вине, значит, доигрался, ничего больше.
– У тебя ото очень просто.
– Ну, не так уж просто. Надо привыкнуть, тогда просто. Видишь, мне кажется, что я не виноват, так же как наверняка и тебе. А это не совсем точно, потому что не может быть, чтоб хоть раз в жизни ты не совершил такого греха, который не надо было замаливать. Но смотри, тогда тебя кара миновала, а сейчас ты ни в чем не виноват. Разумеется, тебе кажется, что тебя надо выпустить. Только как тебя выпустить? Вот, попытайся думать, как они. Коль скоро ты не виноват, значит, они ошиблись, схватили невинного человека. Если меня выпустят, значит, признаются в своей ошибке, а это ни легко, ни полезно. Никакой разумный человек не может от них потребовать, чтоб они действовали против самих себя. Слишком бы это было нереальное и смешное требование. Значит, я должен быть виноват. А как же меня выпустить, раз я виноват? Понимаешь? Не надо быть слишком несправедливым. Каждый рассуждает по-своему, и мы считаем, что все обстоит нормально, когда мы так поступаем, но, когда они это делают, нам это мешает. Ты согласишься, что это непоследовательно.
– А если о тебе позабудут, кто виноват?
Эта возможность сразила меня: о тебе забыли, тьма поглотила тебя, и никто не знает о твоем существовании, люди считают тебя умершим или куда-то отправившимся по белу свету, ты там, куда собирался уйти, тебе хорошо, тебе, может быть, и завидуют, а ты ждешь напрасно, вины за тобой нет, но твоя вина непрестанно продолжается, наказания нет, но наказание непрерывно исполняется, еще более ужасное, нежели произнесенное вслух.
– Кто виноват? Забывчивость. Это по-человечески, случается. И даже если ты как следует поразмыслишь, никто тебе не сделал зла. Такая уж у тебя судьба. Или ты сам виноват в том, что не виноват. Будь ты виноват, о тебе бы не позабыли. Это даже признание того, что ты не виновен.
Да он шутит, я только сейчас это заметил! Что ото за человек, что вот так шутит! Он измучает меня, лучше б уж мне было остаться одному.
– Плохи твои шутки, друг, – произнес я с упреком.
– Раз плохи, значит, не шутки. Шутка никогда плохой не бывает.
И тут я его узнал. У меня оборвалось дыхание, я крикнул, или мне показалось, что крикнул; необходимо было, я должен был, но не смел встретить его здесь!
Это Исхак!
Исхак, частая моя дума, легкое воспоминание, робкое осознание самого себя, неосознанного и неосуществимого, далекий свет в моей тьме, человеческая надежда, искомый ключ тайны, предугаданная возможность вне круга известных, признание невозможного, мечта, которая не может осуществиться и которую нельзя отбросить, Исхак, восхищение безумной смелостью, которую мы позабыли, ибо она стала нам ненужной.
Схватили героя единственных подлинных сказаний, детских, рожденных чистой фантазией и сохраненных созревшей слабостью. Обрушились мечты. Те, что сильнее сказки.
Он тоже верил в сказку, говорил, что никогда его не поймают.
– Исхак! – воскликнул я, словно взывая к утраченному.
– Кого ты зовешь? – удивленно спросил человек.
– Тебя зову. Исхака зову.
– Я не Исхак.
– Безразлично. Я так назвал тебя. Как ты позволил, чтоб тебя схватили?
– Человек для того и создан, чтоб его схватили рано или поздно.
– Раньше ты так не думал.
– А меня и не сажали раньше. Тогда и теперь – два разных человека.
– Неужели ты им сдаешься, Исхак?
– Я не сдаюсь. Я сдан. Это помимо меня. Я не хочу, а происходит. Я им помог, ибо существую. Не существуй я, они б ничего не могли сделать.
– Неужели только в этом причина, что ты существуешь?
– Причина и условие. Это всегда дает возможность. Для тебя и для них. Она редко остается неиспользованной. Независимо от того, здесь ли ты или наверху. Я не знаю, до каких пределов простирается вина. Продолжается ли она и на том свете?
– Если ты не совершил ничего плохого, ты не виноват. Аллах исправляет нанесенную несправедливость.
– Слишком скоро ты отвечаешь. Подумай как следует. От бога ли власть? Если нет, то откуда у нее право судить нас? Если да, то как может она ошибаться? Если нет, мы свергнем ее; если да, будем слушать. Если она не от бога, что заставляет нас терпеть несправедливость? Если она от бога, то несправедливость ли это или кара ради более высоких целей? Если нет, тогда по отношению ко мне, к тебе, ко всем нам совершено насилие, и, значит, мы опять виноваты в том, что его терпим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133