— Да, — подумав, сказала она.
В садах Ярамеры царила умиротворенность. Ни звука, только ветер шелестит листвой да тихонько жужжит генератор. Даже обгорелые останки дома выглядели погрузившимися в безмятежное безвременье. Наихудшее уже свершилось, говорили эти останки. Для них. Но, быть может, не для Камзы и Хио, Ганы и Эсдана. Но в летнем воздухе не было и намека на насилие. Младенец вновь слабо улыбался, лежа у Эсдана на руках. Он подумал о камне, который потерял во сне.
На ночь его заперли в комнате без окон. Он никак не мог узнать, в котором часу шум разбудил его, когда он встрепенулся от звуков стрельбы и взрывов, ружейного огня и гранат. Потом настала тишина, за ней снова треск и буханье, на сей раз слабее. И вновь тишина. Она тянулась и тянулась. Затем он услышал, что справа от дома словно бы кружит флаер, шум в доме — крик, беготня. Он засветил фонарик и натянул брюки, что далось ему с трудом из-за повязки. Когда он услышал, что флаер возвращается, и тут же прогремел взрыв, он в панике бросился к двери, зная только одно — что ему нужно выбраться из комнаты, ставшей смертельной ловушкой. Он всегда боялся огня, боялся огненной смерти. Дверь была из прочного дерева, она прочно держалась в прочной раме. Он не имел и тени надежды выломать ее и осознавал это даже невзирая на панику. Только раз он крикнул: «Выпустите меня отсюда!» — потом взял себя в руки, вернулся к лежанке, а затем устроился на полу между лежанкой и стеной — лучшего укрытия в этой комнате не нашлось — и принялся гадать, что происходит. Отряд Освобождения устроил налет, а люди Райайе отстреливаются, пытаясь сбить флаер — вот что ему представилось.
Мертвая тишина. Она все тянулась и тянулась.
Его фонарик мигнул.
Он встал и подошел к двери.
— Выпустите меня.
Ни звука.
Одиночный выстрел. Снова голоса, снова топот бегущих ног, крики, вопли. Снова долгая тишина, дальние голоса, звуки шагов в коридоре за дверью.
— Подержите их там покуда, — сказал резкий грубый мужской голос.
Эсдан поколебался, набрался храбрости и крикнул:
— Я пленник! Я здесь!
Молчание.
— Кто это там?
Не тот, прежний голос. А в голосах, лицах, именах, намерениях он разбирался прекрасно.
— Эсдардон Айя из посольства Экумены.
— Владыка превеликий! — заявил голос.
— Выпустите меня отсюда, ладно?
Ответа не последовало, но дверь бесплодно дрогнула на массивных петлях, на нее обрушились удары; голосов снаружи прибавилось, ударов и пинков тоже.
— Топор! — воскликнул кто-то.
— Поищем ключ, — возразил другой, и они ушли.
Эсдан ждал. Он подавлял разбиравший его смех, опасаясь истерики, но ведь это же было смешно, до глупости смешно, все эти перекрикивания через дверь и поиски топоров и ключей — фарс посреди сражения. Какого сражения?
Он все понял шиворот-навыворот. Это отряд Освобождения ворвался в дом и перебил людей Райайе, по большей части застигнутых врасплох. Это они поджидали прилета флаера Райайе. Должно быть, у них были сторонники среди полевых рабов, осведомители, проводники. Сидя взаперти, он слышал только шумное завершение дела. Когда его выпустили, по коридору уже волокли трупы. Он увидел, как жутко изувеченный труп одного из парней, не то Алатуала, не то Немео, распался, вывалив на пол кровавые веревки внутренностей, а ноги остались позади. Человек, волочивший труп, растерялся, да так и застыл, держа туловище за плечи.
— Вот ведь дерьмо, — сказал он, и Эсдан остановился, задыхаясь, стараясь не разразиться ни смехом, ни рвотой.
— Пойдем, — сказал человек, бывший с ним, и они пошли.
Рассветные лучи наискось светили сквозь разбитые окна. Эсдан то и дело оглядывался, но не увидел никого из домашней прислуги. Его привели в комнату с собачьей головой над каминной полкой. В ней вокруг стола сидело не то шесть, не то семь человек. На них не было никакой униформы, хотя у некоторых на шапке или рукаве и красовалась желтая лента или узелок освобождения. Они были оборванными, жесткими, крепкими. У одних кожа была черной, у других бежевой, глинисто-белой или синеватой, и все они выглядели напряженными и опасными. Один из его конвоиров, худой, высокий, сказал резким голосом — тем самым, что произнес за дверью «Владыка превеликий» : «Это он».
— Я Эсдардон Айя, Старая Музыка, из посольства Экумены, — повторил он так естественно, как только мог. — Я был здесь в плену. Благодарю вас за мое освобождение.
Кое-кто уставился на него, как это свойственно людям, никогда не видавшим инопланетян, привыкая к красновато-коричневому оттенку его кожи, к более глубоко посаженным глазам с белками, видными в их уголках, к более тонким различиям в структуре черепа и черт лица. Один или двое глядели с вызовом, словно проверяя его утверждения, и всем своим видом показывали, что поверят его словам только при наличии доказательств. Крупный широкоплечий мужчина с белой кожей и каштановыми волосами, настоящий пыльник, чистокровный потомок древней покоренной расы, посмотрел на Эсдана долгим взглядом.
— Для этого мы и пришли, — сказал он.
— Как вы узнали, что я здесь? По полевой сети?
Так называлась тайная система передачи сообщений из уст в уста, с поля в бараки, а оттуда в столицу, и снова назад, задолго до появления голосети. Хейм использовал полевую сеть, и она была главным орудием Восстания.
Невысокий темнокожий человек улыбнулся и слегка кивнул, а потом замер, приметив, что остальные не собираются делиться сведениями.
— Тогда вы знаете, кто приволок меня сюда — Райайе. Я не знаю, в чьих интересах он действует. Когда я смогу сказать вам это, я скажу. — От облегчения он поглупел, он слишком много говорил, разыгрывая из себя суетливого-садовника-над-клумбой, тогда как эти люди разыгрывали из себя крутых парней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129