Я очень умная и компетентная личность.
С тех пор я не испытывала в этом ни малейшего сомнения. По крайней мере, пока жила там.
Ночь. Мы сидим дома и Родни беседует по радио с кораблем — он тоскует по разговору на родном языке и ему хочется рассказать им целую кучу всего интересного, что случилось за день. Мать плетет корзину, иногда тихо чертыхаясь из за слишком твердых прутьев. А я громко пою, чтобы заглушить голос Родни — никто из местных не должен слышать как он смеется. Да и к тому же я просто очень люблю петь. Эту песню я сегодня выучила в доме Хиуру, с которой я каждый день играю. «Осознавай! Вслушивайся! Вслушивайся! Осознавай!» — во весь голос распеваю я. Мать на минутку прекращает чертыхаться и прислушивается ко мне, а затем тянется к магнитофону. В центре все еще горит небольшой костерчик — на нем мы готовили обед. Я обожаю печеный корень пиджи; я ела бы его хоть каждый день. И еще печеный духур, чей сильный сокровенный запах отгоняет от тебя всю чужую магию и злых духов. И хотя я пою: «Вслушивайся! Осознавай!«, сама я все больше погружаюсь в дрему и склоняюсь к Матери на колени, и она такая теплая и смуглая, какой и должна быть Мать, и я чувствую ее сильный и сокровенный запах, полный нежности и любви.
Будни в Круге Тетушек похожи один на другой. Много позже, уже на корабле, я узнала, что люди, живущие в условиях искусственно скомплектованного сообщества, называют подобный образ жизни «простым». Но где бы и когда бы я ни была, я ни разу не встречала человека, который считал бы, что его жизнь проста. Я думаю, что любая жизнь и любое время покажется простым тому, кто смотрит на них издали, не вникая в детали; да, движение планеты с орбитальной станции тоже кажется легким и естественным.
Да, необходимо признать, что с определенной точки зрения, наша жизнь в Круге Тетушек была довольно легкой, в том смысле, что мы всегда и сразу получали все, в чем нуждались. Там было сколько угодно еды — хочешь сам расти, хочешь только собирай и готовь; там не было недостатка в растениях из которых при определенной обработке можно было ссучить отличную пряжу для изготовления тканей на любой вкус; прутьев для корзинок за околицей было в избытке — ломай вволю и плети; у детей всегда были товарищи для игр, заботливые мамы и возможность научиться всему, чему захочешь. И хоть любое из этих дел трудным не назовешь, назвать его простым… это слишком просто. Ведь все это нужно уметь делать и знать любую из этих «простых» работ до тонкости.
И маме было очень нелегко. Ей все это казалось трудным и запутанным. Ей приходилось притворяться, что все это она умеет и тайком учиться; и еще было очень сложно объяснять своим коллегам в ежедневных отчетах совершенно непонятный и неприемлемый для них образ жизни аборигенов. Для Родни это было просто. До того момента, пока тоже не стало трудно. Потому что он был мальчиком. Мне же все это давалось очень легко. Я училась всем ремеслам просто играя с другими детьми и вслушиваясь в песни их Матерей.
Первая Наблюдательница была абсолютно права: взрослой женщине было уже поздно учиться пониманию души этого мира. Мама не могла пойти вслушиваться в песни другой матери — это выглядело бы просто дико, но Тетушки очень хорошо знали, чего не умеет моя мама и некоторые из них, как бы невзначай, пытались научить ее хоть самому необходимому. Но до нее ничего не доходило. Тогда они сообща решили, что ее Мать, видно была безответственной разгильдяйкой и только и знала, что «охотиться» вместо того, чтобы сидеть в Круге Тетушек и учить свою дочь всему, что ей будет необходимо в жизни. Поэтому даже самые дичащиеся нас Тетушки позволяли мне вслушиваться в песни, которые они пели своим детям. Они хотели, чтобы я получила правильное воспитание и стала образованной личностью. Но впускать в свои дома других взрослых было просто верхом неприличия. Мы с Родни спели ей все песни, которым научились в других домах, чтобы она смогла спеть их по радио и сами тоже пели на отчетах, но… она так и не смогла до конца проникнуть в их смысл. Да и как ей было это понять, если она была уже взрослой и выросла среди магов?
«Осознавай!» — повторяла она мой гимн, пытаясь имитировать произношение Тетушек и девушек. — «Осознавай! Сколько раз в день они это повторяют? Что „осознавай!“? Да они не осознают даже того мира, в котором живут, они не знают собственной истории! Да они даже друг друга-то толком не знают. Они друг с другом даже не разговаривают! Да уж, полное „осознавание“! Не убавишь, не прибавишь!»
А когда я ей пересказывала истории из Эпохи до Начала Времен, которые рассказывали Тетушка Садне и Тетушка Нойит своим дочерям, она всегда понимала их не так и видела в них совсем другое. Я рассказывала ей о Людях, а она перебивала меня: «Это всего лишь предки тех людей, кто живет сейчас!» Тогда я пыталась ей объяснить: «Сейчас уже нет никаких людей.» И она снова меня не понимала. «Есть только личности», — втолковывала я… но она, похоже, не поняла этого и до сих пор.
Родни очень нравилась история про Мужчину, Который Жил среди Женщин и поймал несколько из них и держал в маленьком загончике (как некоторые держат крыс на откорм), и как потом все они понесли от него и каждая родила ему по сто детей и дети эти выросли как дикие звери и съели и его, и своих матерей, а потом друг друга. Мама тут же объяснила нам, что эта легенда в мифической форме рассказывает о перенаселении, постигшем эту планету несколько тысяч лет назад. «Вот и неправда», — тогда сказала я. — «Это история с моралью.» «Ну, хорошо, — согласилась мама. — И мораль ее в том, что не надо иметь много детей, разве нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129