Он обнаружил, что если не выказывать страха, угрожать ружьем, но не стрелять, карлики как-то вдруг признают его присутствие. Отсюда расходилась новая сеть этических развилок. Он мог держать оружие на виду, и, угрожая им, заставить карликов вывести его к Затерянному Городу (ради которого, собственно, и затевалось путешествие по джунглям). Луис мог заставить их повиноваться, но не успевал зайти далеко, прежде чем наступало затемнение — его убивали. Или, если он не проявлял страха, не угрожал и не просил, он мог остаться в поселении, заняв полуразвалившуюся хижину. Туземцы принимали его в качестве местного безумца. Женщины давали ему еду и показывали, чем он может помочь, а Луис учился у них языку и обычаям — неожиданно сложным, пленительно формализованным. Это, конечно, было лишь в-обучение — далеко оно не заходило, и всегда казалось глубже, чем на самом деле; когда выходишь из программы, то почти ничего не остается в памяти. Программа не может вместить в себя много — даже в виде намеков. Но и того, что Луис запоминал, хватало, чтобы странным образом обогатить его взгляд на мир. Он еще собирался вернуться туда как-нибудь, дойти до конечной этической развилки и пожить немного с дикарями.
Однако в этот раз цель его была иной. Войдя в Джунгли, он шел как мог медленно, а зайдя поглубже — и вовсе остановился посреди тропы. Встретить дикарей он не боялся. Теперь, когда он понял их глубже, ему тоскливо было видеть, как они неизбежно бросятся на него с воплями, намереваясь убить. Он не хотел сейчас с ними встречаться. Они были виртуальными людьми, созданными людьми. А Луис пришел посмотреть на мир, где человека нет.
Стоя посреди Джунглей — исходя потом, вдыхая гнилостную вонь, отмахиваясь от тварей, жужжавших и порхавших вокруг и садившихся на кожу и кусавших, прислушиваясь к жутковатым шорохам, — он вспоминал Синь. Она не признавала ВР как источника впечатлений. Она входила в В-Дичу, только если этого требовали учителя. Она не играла в в-игры, и даже не опробовала одну, действительно интересную, которую Луис и Биньди разработали на основе «Сада Борхеса». «Я не хочу лезть в чужой мир», говорила она, «мне нужен мой».
— Ты же читаешь романы? — возражал Луис.
— Само собой. Но это я читаю. Автор записывает историю, а я ее воображаю. Воплощаю. А в-программист через меня воплощает свою историю. Я никому не позволю пользоваться моим телом и моим рассудком. Ясно? — На этом месте она всегда начинала сердиться.
В чем-то она была права; но что поразило Луиса, напряженно застывшего на узкой, невероятно извилистой тропке посреди джунглей, похожей на свихнувшийся коридор, глядевшего, как нечто многоногое уползает в зловещую тень под чем-то здоровенным, что Луис решил считать деревом, только лежащим почему-то на боку, а не стоящим, — что поразило его сильней всего — это даже не давящая, бессмысленная сложность, детальное воспроизведение хаоса в сенсорном поле программы, но враждебность этого безумства. Оно было опасным, пугающим. Или Луис сейчас воспринимал враждебность программиста?
В архиве было немало садистских программ; многие на них подсаживались. Как можно судить — на самом ли деле так ужасна природа?
Были, разумеется программы виртуальной реальности, где Дичу представала более простой и понятной — Деревня, или Прогулка в горы. А просматривая фильмы, затрагивающие только зрение и слух, можно осознать, что даже хаос «природы» может быть прекрасен. Иные подсаживались и на такие фильмы, и вечно смотрели, как плывут в море морские черепахи, и парят в небе небесные птицы. Но смотреть — одно, а чувствовать — совсем другое, даже если это лишь иллюзия.
Как вообще можно всю жизнь прожить в таких вот Джунглях? Неуютство, бьющее по всем органам чувств — жара, ползучие твари, перепады температуры, грубые, зернистые, грязные поверхности, постоянно неровные — на каждом шагу приходится глядеть под ноги. Он вспомнил омерзительную пищу туземцев. Они убивали животных и ели куски тел. Женщины пережевывали какие-то корни, сплевывали в тарелку, оставляли подгнить, и тоже ели. Если бы эти кусачие ядовитые твари были не виртуальными, а настоящими, Луис вернулся бы из Джунглей с полным набором токсинов в крови. Собственно, так и случалось в той развилке, где ты живешь с туземцами — хватаешься за лианы, а это безногое ядовитое существо. Оно кусает тебя за руку, и через несколько минут ты чувствуешь страшную боль, и тошноту, а потом — темнота. Разумеется, программу надо было как-то завершать — она и так занимала десять субъективных суток, или десять реальных часов, максимально допустимое время в-программы. Выходя из нее, Луис был не только виртуально мертв, но и вполне реально утомлен, голоден, вымотан и расстроен.
Была ли программа честна до конца? Правда ли жители Дичу обитали в подобной нищете? Не десять суток-часов, а всю жизнь? В вечном страхе перед опасными животными, враждебными дикарями, друг перед другом, в постоянных муках, причиняемых шипами растений, жалами и жвалами, болями в перетруженных мышцах, в сбитых неровными полами ногах, перед лицом страданий еще больших — голода, болезней, переломов и увечий, слепоты? Ни один из дикарей, даже младенец и его юная мать, не был чист и здоров. И по мере того, как Луис распознавал в них людей, ему все больней было видеть их язвы, раны, болячки, мозоли, бельма, сухие руки, грязные ноги, грязные волосы. Он хотел помочь им.
Но сейчас, когда он стоял на в-тропе, из тьмы под деревьями и длинными жилами растений — эпифитов, как у Яо в горшках, только огромных и узловатых — донесся шум, издаваемый кем-то из тех живых существ, что теснились в джунглях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129