Поскольку море было спокойно и свободно ото льда, он с радостью согласился это сделать и, когда мы увидели впереди по курсу дымок над горой Эребус, принял участие в нашем праздновании, уничтожившем еще пол-ящика «Вдовы Клико».
«Ельчо» бросил якорь в бухте Прибытия, и мы с помощью шлюпок высадились на берег. Не могу описать чувства, охватившие меня, когда я ступила на землю, на ту землю, на холодные камни пустынного берега у подножия длинного вулканического склона. Я испытала душевный подъем, нетерпение, признательность, трепет и еще такое чувство, словно мне все здесь знакомо. Словно я вернулась наконец домой. Восемь пингвинов Алели тут же вышли поприветствовать нас удивленными криками, в которых мне слышались заинтересованность и некоторая доля неодобрения: «Ну где же вы были? Почему так долго? Хижина тут, рядом. Сюда, пожалуйста. Осторожней, здесь камни». Без приглашения они последовали за нами на мыс Хижины к большому деревянному строению, поставленному еще экспедицией капитана Скотта. Выглядело оно точно так же, как на фотографиях и рисунках в его книге. Однако местность вокруг напоминала отвратительное кладбище: повсюду валялись шкуры и кости тюленей, кости пингвинов, мусор, и везде хозяйничали крикливые суматошные поморники. Наш эскорт проследовал через эту заброшенную бойню в молчании, и один пингвин подвел меня прямо к двери, хотя войти внутрь отказался.
В хижине все выглядело гораздо пристойнее, но тоже безотрадно. В отгороженной комнате лежали ящики с припасами. Я совсем по-другому представляла себе хижину, когда читала, как в долгую полярную ночь участники экспедиции «Дискавери» разыгрывали тут пьесы и устраивали выступления поэтов. (Много позже мы узнали, что сэр Эрнест перестроил хижину, когда побывал здесь за год до нас.) В хижине царили грязь и беспорядок: открытая фунтовая банка с чаем, валяющиеся повсюду пустые жестянки из-под мяса, рассыпанные галеты, собачьи экскременты — замерзшие, конечно, но это не сильно меняло дело. Без сомнения, последние обитатели покидали хижину второпях, возможно, даже во время снежной бури. Но банку с чаем они могли бы и закрыть. Впрочем, нелегкое искусство ведения домашнего хозяйства — занятие не для любителей, здесь требуется профессионализм.
Тереза предложила использовать хижину в качестве базы. Зоя в свою очередь предложила ее просто поджечь. В конце концов мы захлопнули дверь и оставили все как есть. Пингвины это, похоже, одобрили и с радостными криками проводили нас до самой шлюпки.
В заливе Мак-Мердо льда не было, и капитан Пардо предложил перевезти нас с острова Росса на побережье Земли Виктории, где мы смогли бы поставить лагерь у подножия Западных гор, на твердой сухой земле. Но эти горы с темными от штормов пиками, отвесными пропастями и ледниками выглядели так же мрачно, как описал их капитан Скотт во время своего путешествия на запад, и никто из нас не захотел искать там прибежища.
Возвратившись в тот вечер на корабль, мы решили повернуть назад и поставить лагерь, как планировалось раньше, на шельфовом леднике: все имевшиеся у нас отчеты указывали, что наиболее удобный путь на юг пролегает через ровную поверхность барьера, потом по одному из перетекающих в него ледников на высокогорное ледовое плато, по-видимому, занимающее всю центральную часть континента. Капитан Пардо возражал против этого плана, обеспокоенный опасностями, грозящими нам в том случае, если кромка ледника, где будет расположен наш лагерь, оторвется и начнет дрейфовать к северу. «Что ж, — сказала Зоя, — тогда вам не придется плыть за нами так далеко». Тем не менее капитан настоял, чтобы в лагере осталась одна из шлюпок с «Ельчо», на всякий случай. Позже она пригодилась нам для рыбной ловли.
Мои первые шаги по антарктической земле, мой единственный визит на остров Росса вовсе не были сплошным безоблачным удовольствием. Мне вспомнились тогда строки одного английского поэта: «Лишь человек извечно грешен, хотя ему открыты все пути».
Оборотная, скрытая от глаз сторона героизма нередко довольно печальна: женщины и слуги прекрасно это знают. Но они знают также и то, что героизм от этого не менее реален. А ведь достижения человеческие не так уж велики, как люди думают. Большими могут быть небо, земля, море, душа… В тот вечер, когда корабль снова плыл на восток, я смотрела назад. Уже минула середина сентября, и солнце стояло над горизонтом больше десяти часов в день. Весеннее солнце, повисающее над пиком вулкана Эребус высотой в двенадцать тысяч футов и окрашивающее шлейф дыма и пара в розовато-золотистый цвет. Дым трубы нашего маленького парохода растворялся в синеве потемневшей от сумерек воды, и мы медленно продвигались вдоль громадной бледной стены льда.
Вернувшись в залив Косаток (как мы узнали позже, сэр Эрнест назвал его заливом Китов) note 3, мы нашли небольшую бухту, где край ледового барьера вздымался над водой не очень высоко: это облегчало нам высадку с корабля. «Ельчо» закрепил якорь во льду, и несколько долгих, трудных дней мы потратили на выгрузку снаряжения и организацию лагеря в полукилометре от края барьера. Команда «Ельчо» оказала нам в этом неоценимую помощь и поделилась с нами множеством советов: помощь мы приняли с благодарностью, но к большинству советов отнеслись скептически.
Погода для весны в этих широтах стояла необычайно мягкая: температура еще ни разу не опускалась ниже минус двадцати по Фаренгейту, и, пока мы устанавливали лагерь, лишь однажды разразилась метель. Однако капитан Скотт предупреждал в своей книге о злых южных ветрах в области барьера, и мы, планируя экспедицию, это учли.
1 2 3 4 5 6 7 8