– Почему?
Она смотрела прямо перед собой, потом заглянула в бокал и отпила еще немного.
– Сама не знаю. Может быть, потому, что он слишком хорош или я просто боюсь, что такой брак будет длиться всю жизнь, а я не совсем уверена, хватит ли на это моих сил. Это как уход в плавание на корабле: никогда не знаешь, вернешься ли вновь в свою гавань. Кроме того, он женат.
Я кивнул и допил свой коньяк.
– Еще? – спросила Сольфрид.
– Спасибо, нет. Мне пора идти.
– Веум! – позвала она.
– Да?
– Ты производишь впечатление хорошего парня… Не мог бы ты – прежде чем уйдешь – поцеловать меня?
Я смотрел на нее. И хотя она сидела всего в полутора метрах от меня, я чувствовал, как необычайно трудно мне будет подняться и преодолеть огромную пропасть, нас разделяющую.
– Даже если ты влюблен в другую, один поцелуй ничего не значит. Поцелуй – это просто поцелуй.
Со своими четырьмя мужьями и феноменальным любовником в придачу она, сидя у себя на диване, была нищенкой, выпрашивающей поцелуи. Всеми позабытой нищенкой.
Я встал, подошел к ней и наклонился, опершись одной рукой о журнальный столик. Запах фиалок усилился. Пышная грудь вздымалась, как морской прибой. Другой рукой я придержал ее затылок, слегка повернул ее лицо к свету и внимательно рассматривал. Казалось, что мужья прошлись по нему копытами, любовники царапали его своими острыми когтями, сыновья долгие годы не касались его, запихнув подальше в шкаф вместе со старыми игрушками. Мужчины оставляли следы на лице Сольфрид, и это лицо их хранило. Сольфрид приходилось жить, подставляя лицо непогоде и шторму и отплевываясь. В итоге она осталась одинокой, одинокой в слишком большой для одного человека квартире, с лицом, слишком тяжелым для нее одной, и с бокалом вина, которого вполне бы хватило на двоих.
Я раздумывал, не поцеловать ли ее в щеку, как целуют мать. Но все-таки поцеловал в губы, не спеша и долго, как целуются давние любовники. Тяжело дыша, она прижалась ко мне и обняла за шею. Я завершил свой поцелуй и осторожно высвободился. Кондуктор дал последний свисток, поезд уже отправлялся. Прощай, дорогая, прощай.
– В другой раз, Сольфрид, в другой раз, – повторял я хрипловатым голосом.
– Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, если дело касается таких приятных вещей.
– Понимаешь, у меня дела. Я должен найти убийцу.
Она протянула ко мне руку, но потом опустила. Взгляд ее искал бокал, и рука потянулась за ним.
– О'кей, – проговорила она, – я не хотела… ты ведь… но не забывай меня, Веум. Когда-нибудь…
Я кивнул оттуда, где стоял – посреди комнаты, – и вид у меня, вероятно, был глуповатый.
– В другой раз. Всего хорошего.
– Счастливо, – сказала она и пошла открывать мне дверь.
Я, как бестелесная душа, не коснувшись ее, проскользнул мимо, и она закрыла за мной дверь. Я шел по балкону и думал, что она, в сущности, права. Никогда не следует откладывать на потом то, что можно сделать сейчас. Потому что никогда не знаешь, что ждет тебя завтра. Может, ты будешь лежать, истекая кровью, в чужой прихожей, так и не поняв, что же произошло.

34

Я посмотрел на часы. Было почти половина второго. Я прикинул, до каких Люсне сидит в своей конторе. Сейчас мне больше всего хотелось поговорить именно с ним.
Можно было позвонить и узнать. Я подошел к телефону-автомату и набрал его рабочий номер. Пришлось немного подождать, и меня соединили с капитаном Люсне.
– Добрый день, Люсне. Говорит Веум, мы недавно встречались у…
– Так точно, – ответил он. – Что вы хотите?
– Я по поводу того, что произошло с Венке. Мы оба знаем, что она не виновата.
Я остановился и перевел дыхание.
– Конечно, она не виновата, – ответил он. – Нужно быть идиотом, чтобы думать иначе. Венке и мухи не обидит. А этот парень, она ведь просто обожала его. Если полиция не верит, то, значит, они совсем ничего не соображают и не понимают.
– В том-то и дело. Я работаю вместе с ее адвокатом, и мы уверены, что она не виновата, но мне надо поговорить с вами, Люсне, чем скорее, тем лучше.
– Послушай, Веум, когда мы познакомились, мне показалось, что ты из тех, кто бегает, чтобы быть в хорошей форме. Ты тренируешься?
– Я бегаю иногда, раз в неделю, а если есть время, то и два раза. Когда я работал с трудными подростками, был неплохим стайером, но с тех пор прошло несколько лет. А что?
– Дело в том, что по пятницам я всегда бегаю после работы, а потом иду в баню и в бассейн. У нас тут прекрасный спортивный комплекс. Может, ты присоединишься ко мне, мы заодно могли бы и поговорить. Я уверен, что тебе понравится, и обещаю, что не удеру от тебя.
– Но у меня нет…
– Я скажу, чтобы тебе приготовили тренировочный костюм. А какой у тебя размер ботинок?
– Сорок второй.
– Значит, тебе подойдут мои кроссовки. Я буду ждать тебя в административном корпусе и предупрежу охрану, что ты придешь. Когда тебе удобней? В два сможешь?
– Хорошо. Это меня вполне устраивает.
– Прекрасно. До встречи.
– До свидания.
Я положил трубку и напрягся, чтобы проверить, остались ли силенки после вчерашней «встряски». Предложение было заманчивым и, пожалуй, самым лучшим средством очищения, о котором я почему-то позабыл, – бежать, пока из тебя не выпарится вся чертовщина. А заодно я смогу кое-что разузнать.
Я почти с удовольствием ждал встречи с Рикардом Люсне. Я любил бегать, но делал это всегда в одиночку. По натуре я был волком и по той же причине стайером. Долгий бег по лесу или вдоль проселочной дороги в компании с самим собой, наедине со своей душой и телом помогает полностью расслабиться, происходит как бы омовение потом, а затем душ и десять минут парилки и опять душ – вот лучший курс омоложения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92