А их множество в наши дни. Всегда найдутся привлекательные девушки на работе, и не такие уж недоступные, по крайней мере некоторые из них. Я бы мог…
Он напряженно глядел вдаль, думал о том, что он мог бы, если бы у него хватило смелости.
– Но я приучил себя сдерживать желания, Веум, – продолжал он. – Никогда, ни разу в жизни мне не приходило в голову изменить Сиссель.
– Нет, конечно, – подтвердил я. – Я понимаю.
Я попрощался и пошел по дорожке. Роар играл с собакой. Когда я был почти у калитки, он бросил игру, рванулся ко мне и, подбежав, обхватил меня обеими руками за пояс.
– Ты уже уходишь? – спросил он, заглядывая мне в глаза. – Тебе пора?
Я посмотрел на его детское, еще не сформировавшееся лицо.
– Да, к сожалению, я должен идти. Ты же знаешь, что мне нужно вернуться в город. Здесь тебе будет хорошо.
– Ты увидишься с мамой?
– По всей вероятности, да.
– Скажи ей, скажи ей, что я ее люблю и что я жду ее. Мне все равно, что бы она ни… – он не произнес больше ничего.
Весь обратный путь я размышлял о том, как он собирался закончить эту фразу: «…что бы она ни сделала»?
В сущности, никогда ничего нельзя скрыть от детей. Они знают все. Это какое-то врожденное качество, что-то в крови или в сердце.
Я наклонился и обнял его, крепко прижав к себе худенькое мальчишеское тело. Почувствовал его узкую спину, позвоночник, острые лопатки, похожие на зачатки крыльев, и тонкую, как ствол молодого деревца, шею. Потом быстро, не оборачиваясь, пошел к машине. Никогда не надо оборачиваться. Потому что тогда начинаешь скучать, еще не успев распрощаться.
По дороге из Эстесе я размышлял о признании, которое мне сделал Рейдар Баугнес, и еще о том, что рассказал мне Юнас Андресен. Я размышлял о том, что Рейдар Баугнес называл «соблазном», а Юнас Андресен «любовью». И я спрашивал самого себя, неужели они говорили об одном и том же?
И я начал скучать, я скучал по Юнасу.

29

По пути из Квамскугена я свернул на проселочную дорогу, ведущую вверх к горной долине. Дорога была крутая, и только благодаря малоснежной зиме здесь можно было сейчас проехать. Однако я не смог подняться слишком высоко, так как было очень скользко. Я свернул к обочине, выключил мотор, вышел из машины и быстро зашагал вверх, глубоко вдыхая пряный горный воздух.
Долина была девственна и прекрасна, и, если б у меня хватило сил, она увлекла бы меня мимо упавших древесных стволов наверх к голым вершинам. Если бы было лето, вся долина зеленела бы от множества березок. Но сейчас здесь господствовали желто-коричневые и серые тона, перемежаясь пятнами белого снега.
Далеко внизу бежала горная речка, и в сезон форель стайками стояла здесь, дожидаясь своей очереди попасть туда, откуда вытекала река, – в глубокое горное озеро. Я неоднократно проводил там вечерние часы, может быть не слишком частые, но приятные. Солнце карабкалось и пряталось за горный склон, и воздух с каждой секундой становился все чище и прохладней. Я ждал блаженного ощущения натянутой лески, этого подарка, который получаешь, если заслужил.
При отце, люто ненавидевшем туризм и проводившем почти все свободное время в музеях или за книжками по древненорвежской мифологии, я вырос, так и не поймав в детстве свою первую форель. Позже я научился ценить загородные прогулки. Я был городским жителем и не мог надолго оторваться от шума уличного движения, от клубов дыма над крышами, выхлопных газов и грязи на коже. Но временами я любил стряхнуть городскую пыль и провести несколько часов на чистом воздухе у прозрачной Реки в ожидании форели. Тогда я с удовольствием отправлялся сюда, в эту долину, в часе езды от города.
Много раз я оставался здесь до поздней ночи. Я разжигал костер у реки, варил в походном котелке кофе и пил его из старой жестяной кружки. Я любил сидеть в темноте, освещаемой всполохами костра, слушая потрескивание горящих веток. Я сидел, погрузившись в ночные звуки, но птицы уже умолкали, одинокий кабанчик рыл землю в кустах, и изредка квакали лягушки. Все остальное было спокойным и тихим, как звезды надо мной, как горы вокруг.
Сегодня у меня не было с собой удочки, и я вышел просто прогуляться, чтобы скоротать время, отрешиться от всего, привести в порядок мысли и разложить по полочкам свои впечатления.
Становилось холодно, я был легко одет, в обычных ботинках, куда вскоре набился снег, и мне ничего не оставалось, как вернуться к машине.
Нет, с таким настроением нельзя сюда приезжать. Долина слишком узка, она давит на мозг, на сердце, на глаза. Я не мог расслабиться и был всецело поглощен самим собой, хаосом мыслей и беспорядком впечатлений.
Нужна была более основательная встряска.
Въехав в город, я сразу свернул к дому, принял душ, сменил рубашку и галстук и направился в один из лучших ресторанов. Галстук был необходим, потому что без него тебя не станут обслуживать в баре. Можно, конечно, сидя в ресторане, попросить официанта принести тебе аперитив. Но я всегда любил сам выбирать свои напитки.
Было еще рановато, и бар казался полупустым или полуполным – кому как нравится. Я взобрался на высокий стул у стойки и заказал двойное виски.
В баре сидела женщина. В этом ресторане при гостинице всегда бывает женщина в баре. Это как раз одно из тех мест в городе, где всего вернее можно встретить такую женщину. Здесь даже можно выбирать среди разных возрастных групп и цен.
Сзади ей можно было дать не больше двадцати. На ней была широкая черная шелковая юбка с туго затянутым поясом. Длинные ноги, распущенные волосы того золотистого оттенка, который не оставлял сомнений в том, что они крашеные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92