Он ободрился, когда она простонала так, будто ей приятно. Были и другие признаки. Когда он помедлил, она придвинулась к нему всем телом, чтобы он продолжал. А когда он подумал, что уже хватит, она удержала его, при этом ее пальцы впились ему в волосы так яростно, что боль была невыносима.
В конце концов, она, очевидно, достигла своего кризиса. По гортанным нечеловеческим звукам, по ее возросшему напряжению он понял, что это так.
Потом ее ноги расслабились, разведенные в стороны. Он встал на колени. Она, должно быть, почувствовала его намерение войти в нее, потому что быстро свела ноги и перекатилась на бок. Чессер подполз к ней и лег рядом. Он тронул себя рукой, чтобы определить, насколько сильно он возбужден. Она накрыла его руку своей. Он отдернул руку.
Она встала на колени рядом с ним. Чессер подумал, что она снова требует ласки. Он сосредоточился на ее красоте. А она, опершись на одну ногу, перекинула через него другую, так что он оказался снизу. Она нашла его и управляла его постепенным входом, пока он целиком не оказался в ней, и ее вес не прижал их друг к другу. Одно долгое мгновение она оставалась неподвижной. Он слышал, как она часто дышит, привыкая к ощущению его плоти в себе. Она была необычайно твердой и липко-влажной. Он взял в руки ее груди, нежно провел рукой от основания до соска.
Она начала. Она скакала на нем. До самого конца, которого Чессер почти не почувствовал, он думал о Тумане.
Потом он быстро опустился и лежал в темноте, касаясь ее рукой. Он напоминал себе, что только что имел настоящую леди. Но он знал, что на самом деле это он отдался ей. Она была над ним в буквальном смысле слова. Да, не совсем так, как у Давида Герберта Лоуренса. Чессер взял со стола брюки и вынул из кармана сигареты и зажигалку. Как настоящий рыцарь, он зажег сразу две – для себя и для нее. – Осторожнее, – предупредил он, протягивая ей сигарету.
– Нет, спасибо, – отозвалась она. Ее голос звучал издалека.
Пепельницы не было, и он лежал и курил обе сигареты.
– Мне пора возвращаться, – сказал он.
– Конечно, вам нельзя оставаться здесь, – она произнесла это так, будто он уже ушел.
Он встал с двумя сигаретами в зубах. Невидимый дым резал глаза. Он сгреб в охапку рубашку и брюки и вышел, даже не поцеловав ее на прощание, а просто пожелав ей доброй ночи. Он был уверен: она не расстроится. Ощупью отыскав дорогу на первый этаж, он затушил дымившие сигареты в большой чистой пепельнице. Кошка даже не взглянула на него, только стукнула два раза хвостом по ковру. Чессер торопливо оделся и вышел.
Луна уже садилась. Сколько времени? У него не было часов. Чессер весьма смутно представлял себе, куда надо идти, чтобы прийти к дому. Он шел быстрым шагом; холодная мокрая трава под ногами была ему теперь не так приятна.
По дороге он старался не думать о том, что случилось. Естественно, его мыслями завладела Марен. Спит ли она сейчас? Наверняка спит. А может, и нет. Если нет, все ли у нее в порядке. Конечно. Она не одна. Она в безопасности. В доме есть люди. Там – Мэсси. Она не одна.
Мелькнуло омерзительное подозрение: Мэсси у Марен.
Чессер пустился бегом. Наперегонки с воображением, которое подсказывало ему, что Мэсси все подстроил. Леди Болдинг действовала по его указанию, чтобы освободить Мэсси дорогу в спальню Марен. Старый развратник!
Чессер не прислушивался к голосу разума, который говорил ему, что Мэсси, в его-то годы, вряд ли сможет изнасиловать ловкую, отчаянно сопротивляющуюся Марен. Ему и в голову не приходило, что эти мысли вызваны сознанием своей вины.
Он бежал. Он спешил на помощь, а если помочь уже нельзя, то хотя бы отомстить.
Чессер увидел впереди свет и решил, что это в доме. Ноги болели. Дыхания не хватало. Когда он был уже совсем рядом, раздался оглушительный лай – это был собачий питомник. Он остановился, чтобы отдышаться, и попытался понять, в какой стороне дом. Сориентировавшись, он снова побежал.
Наконец он наткнулся на длинную живую изгородь, слишком высокую, чтобы перепрыгнуть, и слишком густую, чтобы пролезть через нее. Он помчался вдоль изгороди в надежде, что она его куда-нибудь да приведет. Так и произошло. Перед ним был откос, на который пришлось взбираться. Теперь его подозрения переросли в страшное беспокойство, которое усилилось, когда он осмотрелся и понял, что стоит у заднего входа в дом.
Он овладел собой и решил пока не входить. Лучше отдохнуть немного и собраться с силами, тогда он будет готов ко всему. Он сел на ступени террасы и откинул голову назад, чтобы было легче дышать. Мускулы ног сводило. Пот стекал по шее и по спине, вся рубашка была мокрая. Он сказал себе, что в сорок лет нельзя всю ночь бегать и трахаться.
Теперь Чессер дышал почти нормально. Он встал и попробовал открыть заднюю дверь. Она оказалась запертой. Пришлось обойти весь дом, но парадная дверь, которую он оставлял открытой, тоже была на замке. Он решил, что это – свидетельство о заговоре против него. В отчаянии он уже готов был разбить одно из стекол в двери, но вовремя вспомнил, что он босиком. Пока он раздумывал, как можно попасть в дом по-другому, дверь открылась. Хикки, глухонемой слуга и помощник Мэсси, улыбаясь, жестом предложил ему войти. Чессер колебался. При виде габаритов Хикки его решимость заметно поубавилась. С деланным безразличием он прошел мимо и вошел в вестибюль.
Вверх по лестнице Чессер взбежал, перепрыгивая через две ступеньки сразу, потом торопливо пересек холл и оказался перед дверью их комнаты. Он представлял себе, как ворвется туда, но вместо этого осторожно повернул ручку, открыл дверь и вошел.
В постели ее не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103