И ее не надо у меня отражать! Перестань!
Хотя я не совсем уверен, что произнес именно это. Скорее что-то среднее между «отбирать» и «отжирать». Ванда за спиной Аарха покраснела и прикусила губу, еле сдерживаясь от хохота. Эммади стоял как вкопанный – хоть бы вмешался, умник. Аарх перестал светиться и улыбаться, теперь он казался несколько растерянным.
– Брат, ты не считаешь меня достойным отразить тебя?
Я поспешно выдохнул и ответил уже спокойнее.
– Нет, брат. Я считаю себянедостойным этого. Твоя настоящая форма прекрасна – я восхищен твоим трудом. Если бы я умел отражать, я бы просил тебя о чести отразить тебя, брат.
Если он даже и разглядел мои скрещенные пальцы, вряд ли понял, что к чему. Осмыслив мою фразу, «братишка» просиял. Черт, семья Ти-Монсора разрастается. Скоро будут семеро по лавкам, сплошные братья. Близнецы.
– Ты первый, кто увидел красоту, которую я несу. Никто из братьев не понял меня. Но я вижу в пятиконечном водяном существе бесконечность не меньшую, чем в первом луче сверхновой, блеснувшем на самой далекой пылинке галактики. Позволишь ли ты мне носить эту красоту еще хотя бы семь сотен цветений немики?
Я кивнул, пытаясь осмыслить сказанное. Аарх говорил медленно – акцента у него не было, он очень чисто произносил звуки, но вот с выбором слов явно возникала проблема. Легко изменить форму и скопировать язык, но как на нем объясняться существу, чьей логики и принципов мышления этот язык не отражает? Отражает… Опять это проклятое слово.
Ванда подошла ко мне и шепнула на ухо:
– Семь сотен цветений немики – это около трехсот сорока лет.
Я прошипел ей «спасибо», и она вернулась за спину Аарха – оттуда ей легче было наслаждаться ситуацией, хихикая в кулачок. Отдуваться приходилось мне.
– Я буду счастлив, если ты будешь носить ее этот срок и даже больший, пока не найдешь красоту, что ищем мы все.
Аарх стоял не шелохнувшись несколько минут, потом видимо «перевел» достойный ответ. Он все так же неумело улыбнулся – надеюсь, он никому не расскажет, чью идиотскую улыбку он все время копирует, – наклонился вперед и чуть влево, потом с легкостью обезьянки в невесомости сделал сальто назад и приземлился на песок уже в сидячем положении, подобрав под себя ноги. Видимо, это означало и благодарность за оказанную честь, и радость, и что-нибудь, отрази его Аарх, еще. Порывшись в кладовых своей сказочной энциклопедии, я не обнаружил подобных обычаев ни в одной из настоящих или придуманных культур. Пробел в знаниях разозлил меня еще больше. Я устало бросил Аарху очередной фрукт.
– Не отражай. Ешь. Прекрасно.
Аарх, как ни странно, взял фрукт в руки и откусил небольшой кусочек. Не успел я обрадоваться неожиданной победе, как он аккуратно достал кусочек изо рта и бережно зарыл его в песок. Следующий кусок постигла та же судьба. Ванда хихикала. Эммади тихо произнес:
– У него атрофировалась пищеварительная система. К лучшему, что он не ест.
Кивнув, я продолжил наблюдать за этим спектаклем для умалишенных, пока от фрукта не остался только огрызок, который Аарх почему-то зарывать не стал, а бережно передал мне. Я, ничего не соображая, так же бережно принял его, засунул в рот, прожевал и проглотил. После чего погладил себя по почке и провозгласил:
– Неотразимо.
Я повернулся к дройду.
– Эммади, ты же умеешь обращаться с младенцами – расскажи ему об этом мире, поплачься о наших проблемах, пожалуйся на Ванду, проиграй ему в шахматы наших врагов – займи чем-нибудь ребенка.
Я посмотрел в непроницаемое лицо Аарха и устало махнул рукой.
– Поговори с дядей. Дядя железный и умный. Как дровосек. Я – трусливый лев, пугающийся каждого ядерного взрыва у себя под носом, это – Элли, а это – Тотошка.
Я вытянул вперед руку со скуфом, и глаза Аарха снова загорелись недобрым отражательным огнем. Нет, второй скуф, к тому же неадекватный, мне нужен еще меньше, чем скрипач. Только сейчас я понял, насколько же умен и понятлив мой маленький зверек. В отличие от представителей древних сверхмудрых рас.
– Нет. Я берегу его для себя, чтобы отразить в старости. Храни свой облик.
– Храню, брат.
С этими словами Аарх обернулся и направился к Эммади. Может, он прекрасно все понимает, просто сдерживает свой смех гораздо лучше Ванды? Она даже не дождалась, пока они с роботом отошли достаточно далеко, упала мне на колени и расхохоталась вовсю. Смейся, паяц…
– Не подозревала, что из тебя выйдет такой забавный папа…
– Брат…
– Младший.
– Я кому угодно младший – мне месяца еще нет. А ему – больше миллиона лет.
– Тебя нужно было послать к вингсдорцам. Может, и не было бы Ритоцкого конфликта.
Я мрачно кивнул.
– Вообще бы ничего не было. Ни конфликта, ни Ритоца, ни Империи…
Она отсмеялась и теперь просто лежала на песке, положив голову мне на колени, изредка тихо хихикая.
– Значит, я твой цветок?
– Да. Будешь дальше издеваться – я тебя выполю.
– Ты сегодня уже пытался.
А ведь правда – всего пару часов назад мы с ней дрались. Сражались с имперцами, бежали… Видимо, она подумала о том же – вздохнула и прекратила свои смешки. Я протянул ей обглоданный с одной стороны фрукт. Не взяла, откусила прямо так, с моих рук. Я опустил голову и коснулся губами ее волос. Только сейчас я понял, чего мне не хватало на этой пустынной планете – ее запаха, запаха свежей весенней травы. Чистого, прозрачного, как лежащая на травинках роса. Ванда задрала голову, заглянула мне в глаза.
– Ну и как это – любить цветок?
Я с какой-то отстраненной нежностью коснулся ее макушки, приглаживая растрепавшиеся волосы.
– Я правда старался в тебя не влюбиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124