Черкасова «Шансон для братвы» и «Косово поле. Эпизод второй — Россия» (прим. редакции).

по кличке «Глухаридзе», выпавшие на день накануне получки, когда стражи порядка в тридцать пятом РОВД, да и не только в нем одном, бродили с остекленевшими от безденежья и голода трезвыми глазами, прошли под лозунгом «“Hugo Boss” — не дай себе засохнуть!».В качестве закуски именинник выставил на стол кулёк засохших до состояния гранита сливочных ирисок и неизвестно откуда взявшуюся литровую банку варенья из арбузных корок, а коллеги притащили две коробки с туалетной водой. Отмечали весело, праздник затянулся до глубокой ночи, расчувствовавшийся Яичко даже сочинил хвалебную оду неизвестным польским работягам, залившим во флаконы столь живительную влагу, и прочитал ее осоловевшим и частично отключившимся товарищам.Самопальное арбузное варенье привело в дальнейшем к тому, что работа РОВД, и так весьма далекая от совершенства, была полностью парализована трехдневным поносом у всех участников застолья...Немного уставший после ночного допроса пойманного с поличным карманника, в процессе которого дознаватель активно подкреплялся розовым вермутом из носимой у сердца фляги, и потому пошатывавшийся Опоросов аккуратно, чтобы не измазаться в ядовито-желтой краске, миновал коридорчик и ступил на вздутый в художественном беспорядке и изрядно запачканный линолеум квадратного холла, куда выходили двери дежурной части, помещения для задержанных и постоянно запертого на огромный ржавый навесной замок туалета для посетителей, и открывался проход к лестнице на второй и третий этажи.В холле за двухлитровой пластиковой бутылкой украинского пива «Сокiл дюже крепкiй» коротали время сержанты Погорельцев и Баянов.Под скамьей, на которой восседали пэпээсники, лежали две уже опустошенные емкости.Опер небрежно кивнул опохмелявшимся коллегам, сурово посмотрел на неподвижно лежащего посередине холла в позе морской звезды ефрейтора Дятлова, под которым растеклась маленькая лужа, но ничего не сказал и двинулся дальше.— Слушай, Леха, — Баянов возобновил прерванный появлением Опоросова разговор и попытался сфокусировать взгляд на изрытом оспинами лице Погорельцева. — А что б ты выбрал: один раз заняться любовью с Машкой из канцелярии или два раза — с Пасюком?— С Пасюком? — немного удивился сержант, представив себя в объятиях грузного усатого старшины.— Да! — Баянов с пьяной настойчивостью мотнул головой.— Ну-у... — протянул Погорельцев. — Даже не зна-а-аю...— Нет, ты ответь! Ведь ты мне друг?— Друг, — подтвердил сержант.— Тогда ответь!— Знаешь, Ро-о-ома, — задумался Погорельцев. — Машка это, конечно, кру-у-уто, но два раза — это два раза!— Вот! — Баянов погрозил товарищу пальцем. — А в баню со мной идти отказываешься...Опоросов не стал дослушивать содержательную беседу пэпээсников и потопал вверх по лестнице. Личная жизнь сержантов его волновала гораздо меньше, чем предстоящий долгий рабочий день и назначенное на послеобеденное время плановое медицинское освидетельствование сотрудников РОВД.В коридоре второго этажа, где располагались десяток кабинетов дознавателей и оперативников местного ОУРа Отдел уголовного розыска.

, было относительно тихо.Лишь из комнатки, поделенной между Яичко, Землеройко и Палиндромовым, доносились невнятные крики Глухаридзе, запертого вчера вечером в стенном шкафу и теперь рвавшегося наружу, и визгливая ругань его соседей по кабинету, разыскивавших ключ от шкафа и обвинявших друг друга в потере этого маленького, но столь нужного кусочка металла.Геннадий Андреевич добрел до двери с криво прикрученной шурупами эмалированной табличкой, на которой значилось «кап. Опоросов Г. А., старш. лейт. Самобытный К. Г.», и попытался войти.Но безуспешно.Хотя, судя по доносившимся звукам, в кабинете кто-то был.Из-за двери раздавались невнятный шепот и музыка из стоявшей, как помнил Опоросов, на сейфе, огромной ярко-красной магнитолы «Panasonic», проходившей как вещественное доказательство по делу о квартирной краже трехлетней давности. Материал давно списали в архив, не обнаружив «события преступления» и потеряв две трети документов из папки с делом, а вот вещдок остался.— Киря! — капитан пару раз стукнул кулаком по гулко отозвавшейся филенке и сморщился от приступа головной боли, вызванной слишком громким звуком. — Киря! Открывай! Я знаю, что ты там!Шепот за дверью на секунду стих, но тут же возобновился.— Кириллушка! — проникновенно сказал Опоросов. — Если ты сейчас же не откроешь, я тебе пасть порву...Недовольство капитана было объяснимо и понятно любому русскому человеку.В кабинете, за наваленной в углу кучей ржавых стволов, изъятых у «черных следопытов» Черные следопыты — индивидуумы, промышляющие сбором оружия и сохранившейся амуниции на местах боев времен Великой отечественной войны (сленг).

, ждала своего часа маленькая заначка в виде двухсотпятидесятимиллилитровой бутылочки жидкости для обезжиривания поверхностей, прозванной в народе «Красной шапочкой» за цвет пластмассовой крышечки.Единственная надежда страдающего от жажды опера, отрада измученного ментовского организма в целом и услада вздувшейся печени в частности.Несчастный Опоросов еще раз поскребся в дверь:— Ну, Киря! Ну, открывай!— Не нукай, не запряг! — неожиданно громко и четко произнес голос старшего лейтенанта Кирилла Самобытного.Капитан поискал источник звука и понял, что голос доносится из широкой десятисантиметровой щели между нижним обрезом косяка двери и полом.— Киря! — Опоросов бухнулся на колени, просунул в щель пальцы и попытался схватить за нос лежавшего с другой стороны двери Самобытного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73