Терраса примыкала к внутренней комнате, над дверью которой красовалась табличка: "Позвонив, пожалуйста, входите!" Паркер поступил, как ему предлагали, но войти не смог - дверь оказалась заперта. Паркер уже с некоторым раздражением позвонил вновь - длительно и настойчиво.
Он уже собирался отправляться ко входу в коттедж, на поиски хоть какой-то живой души, но ручка повернулась, дверь отворилась, и разгневанная женщина в белом, видимо, медсестра, и абсолютно не в его вкусе, встала на пороге, загораживая вход:
- Мы принимаем лишь с двух часов! Паркер сурово объяснил:
- Мне по личному делу. Я не пациент.
- Очень жаль, но мы принимаем с двух.
- Тогда я сам его поищу! - Паркер спокойно повернулся и направился к выходу на пахнущую краской террасу.
- Да не примет он вас, - как заведенная крикнула зануда-медсестра вдогонку. - Мы с двух работаем...
Паркер проследовал по все тем же сбитым ногами половицам к еще одной двери, выходящей в эту застекленную, наполненную сентябрьским солнцем террасу и вновь позвонил. Из глубины дома послышались тяжелые шаги, и грузный человек в заляпанных краской рабочих брюках и нечистой футболке вышел к нему.
- Слушаю. Что вам угодно?
- Я хотел бы видеть доктора Рейборна.
- А это я, как ни странно, - доверительно глянул на него грузный мужчина, почесывая на груди седые волосы, приоткрытые вырезом футболки. Иронически указывая на испачканные краской брюки, он сообщил: - Решил вот собственноручно сделать кой-какой ремонт...
Было ему где-то под пятьдесят. Иронически-доверительная, профессиональная манера общения казалась даже симпатичной.
- Коли вы пациент - я обычно веду прием от двух до пяти... Конечно, когда случай не из ряда вон выходящий, - сказал он весьма хладнокровно.
И Паркер мгновенно представил себе эти экстраординарные случаи: какого-нибудь малыша, проглотившего пуговицу и захлебывающегося от рева на руках у помертвелой от ужаса мамаши, или обильную телом городскую матрону, решившую родить "птенчика" на радость себе и мужу, и чуть не падающую в обморок от внезапно открывшегося кровотечения... Паркер сумрачно проговорил:
- Я не лечиться пришел. Мне надо узнать о Джо Шардине...
- Джозеф Шардин!.. - доктор вскричал это таким тоном, словно большей радости Паркер просто не мог ему доставить. - Так вы его знали, голубчик?
- Мы старые приятели, - все так же сумрачно сказал "голубчик" и представился: - Чарльз Виллис.
- О, милости прошу, проходите!.. С громадным удовольствием поговорю с вами. - Рейборн радушно похлопал Паркера по предплечью и, закрывая дверь, выходящую на террасу, пригласил, мотнув головой в сторону расположенных в глубине дома апартаментов:
- Пожалуйста сюда, в гостиную...
Грузный доктор двигался впереди. Они оказались в просторной комнате с высокими потолками, заполненной антикварной мебелью; в окна лился роскошный солнечный свет; боковая стена была расписана по штукатурке изысканным растительным узором, глаз выхватил темно-зеленые стебли, лимонные пятна, белые лилии...
Рейборн возбужденно говорил:
- Джозеф Шардин был превосходнейшим человеком. Такое существо горько и больно терять, вы меня понимаете... Прошу садиться.
Паркер не исключал, что Глифф уже позвонил Рейборну о своем посетителе. В тихих провинциальных городках, где все знают друг друга с лицо, и из поколения в поколение дружат семьями, владелец похоронного бюро в любом случае позвонил бы доктору, лечившего умершего пациента, узнав, что кто-то интересуется последним... Стало быть, доктор весьма артистично играет в свою неосведомленность, и ему для чего-то нужно казаться таким радушным и общительным говоруном...
Усевшись в полотняный шезлонг, явно принесенный с террасы (доктор не хотел рабочей одеждой пачкать свою драгоценную мебель), Рейборн увлеченно продолжал:
-- Так вы, по всей видимости, были другом Джозефа Шардина?
- Мы вместе работали, - уклончиво ответил Паркер, глядя на парусину шезлонга, провисшую под тяжестью доктора почти до самого паркета. - И это было много лет назад...
Паркер не то чтобы уходил от расспросов о Джо Шире, он просто не знал толком, какую легенду тот выбрал для себя, обретаясь в Сагаморе, и от каких, соответственно ей, дел, ушел на покой; Паркер элементарно боялся попасть впросак.
- Давно ли, по вашим сведениям, Джозеф Шардин оставил работу? - любезно спросил доктор, все более в своем парусиновом кресле приближаясь к наборному паркету.
- Как вам сказать... Лет пять-шесть назад...
- Когда он здесь объявился, - доктор значительно кивнул, словно только что заключил с Паркером весьма важное соглашение, - ходили какие-то разговоры о его родственниках, кажется, живущих в тридцати пяти милях отсюда, в Омахе... Послушайте, а может, я все напутал? Или у другого моего пациента родственники в Омахе? Ах, память, память... С другой стороны: передо мной проходит такая уйма разного народу... Так что же родственники? На похоронах никого не было...
Ситуация становилась критической, и Паркер лихорадочно соображал, как ему поступить. Джо, поселившись в Сагаморе, периодически навещал Омаху, и вот там-то, в своей квартире, в недрах многолюдного города, словно зверь в родном убежище глухого и темного леса, жил в свое удовольствие. Иногда встречался с друзьями, изредка консультировал разработчиков какого-нибудь крупного дела... А вот здесь, в Сагаморе, это был ничем не примечательный пожилой господин, страстный рыболов, любящий, к тому же, сыграть с каким-нибудь соседом в шахматы, поговорить на вечерней заре на крылечке, покуривая трубочку... И ежели свои отъезды в Омаху он объяснял, рассказывая тут сказки о родственниках, - после его смерти эти сказки развеялись как дым, потому что ни одна живая душа не приехала из Омахи на похороны старика и никто не предъявлял прав на его наследство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50