Ника живо смахнула листок с планом в стол, а то засмеет. Несмотря на ухаживания, он такой. Хотя какие ухаживания? Валдис ее никуда не приглашает, просто приходит, болтает о том о сем, иногда домой провожает. Нравится он ей? И да, и нет. Ника теряется перед взрывоопасными людьми.
Тем временем он осторожно полез за пазуху и вынул... букетик паршивеньких гиацинтов, к тому же изрядно помятых. Положил перед Никой на стол.
– Новость! – пролепетала она, чувствуя, как покрывается пятнами. – Это мне?
– А тут еще кто-нибудь есть? – округлил он глаза, оседлав стул.
– В честь чего?
– Поздравляю с первым делом. Надеюсь, не последним.
– Спасибо.
Чтобы не расплыться в улыбке от удовольствия, она закусила нижнюю губу, не акцентируя внимания на драматичном оттенке его последней фразы. Ничего, она докажет, что не тюха, Канарейка не станет ее последним делом никогда! Ника прошла к шкафу, где хранились чайные принадлежности, нашла в дальнем углу тонкий стакан (ваз для цветов нет, надо притащить из дома), из графина налила воды и любовно поставила туда чахлые гиацинты. Цветы ей дарили только папа и дядя, ну, еще Восьмого марта сокурсники, но это не то, потому мятый букетик стал настоящим подарком. Она скосила глаза на Валдиса, надо бы спросить у него совета, но неудобно. Пока она искала способ выуживания следственных секретов, раздался стук в дверь.
– Да-да... – повернулась Ника к входу.
В отличие от Валдиса Платон Холод всегда стучался. Он был худой, черный, как ворон, потому что носил черную одежду, и у него были замашки графа. Если у Валдиса лицо наподобие пряника, мягкое и улыбчивое, иногда его можно даже принять за простака, то у Платона черты тонкие, он всегда серьезен, даже когда шутит. Мешает воспринимать серьезно его то, что он всеми силами создает образ хладнокровного супермена, имеющего за поясом как минимум два «кольта», а это выглядит по-детски. Самое смешное – Платон тоже неровно дышит к Нике, а еще смешнее, что он никак этого не обозначает. Откуда она знает? Ну... женщина это чувствует. Нравится ли он ей? И да, и нет. Особенно не нравится Нике самомнение Платона, которого ей самой не хватает.
Он вошел и застрял у порога, увидев Валдиса:
– Чуть свет, и я у ваших ног.
Фраза, конечно, была произнесена с иронией и относилась к Валдису, который, сидя к нему спиной, слегка повернул голову и, как всегда, парировал:
– Хочешь сказать, что я здесь лишний?
– Оперативники в прокуратуре лишними не бывают, – проходя к столу, сказал Платон. – Ника, мне поручили вести тебя...
– На поводке? – тут же сострил Валдис.
– Понимание фразы буквально говорит о примитивности субъекта, – бесстрастно вставил шпильку Платон.
– А замечание в оскорбительной форме оскорбляет того, кто его произносит, – нашелся Валдис.
Вот так грубо они пикируются последние четыре месяца и только тогда, когда посторонних не бывает. Ника перестала их останавливать, взывать к разуму одного и другого – бесполезно. Поодиночке оба соглашаются, что ведут себя глупо, а вместе... кошмар! Но сегодня не тот случай. Сегодня она позволила себе командный тон:
– Хватит упражняться в колкостях. – И сама испугалась своего строгого голоса, смягчилась: – Давайте лучше подумаем, где найти свидетелей, то есть тех, кто знал Канарина. Он же где-то жил...
– И хорошо жил, – заверил Валдис. – Казино, девочки, Канары...
– Я не в том смысле, – перебила Ника.
– А, ты имеешь в виду прописку? – понял он. – Основное место прописки – колония. Но он там почему-то долго не задерживался. Отличался хорошим поведением, ну, просто примернее примерного было его поведение в колониях.
– Здесь где он жил? – теряя терпение, спросила Ника.
– В квартире, – ответил Валдис. – Но соседи тебе ничего не расскажут, потому что не в курсе его темных дел.
– А кто расскажет?
– Братва, прошившая его автоматом.
Короче, из его слов стало понятно: сведений о Канарине не дадут. Однако Ника была не намерена отступать.
– А за какие преступления он попадал в колонию?
– По мелочовке. Разбой, ограбления, вымогательство. Ну а в далеком детстве сел за поножовщину. Отличник ему в классе не понравился, он его ножичком – чик! Пацан, к счастью, выжил.
– Ты изучал его биографию? – подал голос Платон.
– Пришлось, – хмыкнул Валдис. – А если серьезно, то, ребята, Канарейка конченый урод.
– Помню, ты это уже говорил, – сказал Платон. – Заведовал киллерами.
– Это наши догадки, а точнее – мои личные.
– На основании чего ты сделал такие выводы?
– Видишь ли, Платон, я из породы гончих, следовательно, постоянно кого-то догоняю. Иногда успешно. То одного догнал, то другого. Ну а когда догоняешь, то беседуешь с человеком. Так я и собрал сведения. По моим неофициальным данным, Кенар не брезговал пускать в расход тех, кого ему заказывали, значит, все его мелкие шалости с разбойными нападениями – развлечения, не более.
– Если уголовный розыск так хорошо осведомлен о Канарине, то почему его не взяли? – вступила в диалог Ника.
– Чтобы взять, нужно иметь одно условие из двух, – усмехнулся Валдис. – Либо поймать его на конкретном деле, либо достать улики. А ни того ни другого нам не посчастливилось получить. Если даже попадался свидетель, его убирали, это и явилось доказательством, что Канарин не просто босота, но зацепиться было не за что.
– И что же, нам никто не поможет? – разочарованно протянула Ника.
– Не-а, не поможет, – заверил Валдис. – Придется вытаскивать сведения, не считаясь с методами.
– Из кого? – обреченно вздохнула Ника, успевшая за короткое время сделать удручающий вывод:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16