Он перехватил рукой мое левое запястье. Прежде, чем я успел сказать хоть слово, он обнажил мою руку, повернул ее тыльной стороной вверх – и глубоко вспорол плоть кинжалом.
Я зашипел сквозь зубы и попытался вырвать руку, но он крепко сдавил ее пальцами – боль заставила меня содрогнуться.
Я забыл о его силе, об упорстве зверя – в сравнении с ним я был слаб, как подросток, несмотря на высокий рост и крепкое слоение. Финн держал меня с легкостью, с которой отец удерживает ребенка, не обратив внимания на мой протестующий возглас – словно бы и не услышал его. Он силой опустил мою руку к земле, некоторое время держал ее так, а потом немного разжал пальцы, позволив крови хлынуть свободным потоком.
Кровь текла по моему запястью, обагряя кисть, и капала с напряженно застывших пальцев. Финн держал мою руку прямо над кругом пяти камней, и багряные капли падали на ровную землю.
– Опустись на колени.
Он потянул меня за руку вниз, принудив меня исполнить его приказание, и отпустил мою руку. Я чувствовал тупую боль в запястье, кровь все еще текла. Я поднял правую руку, чтобы зажать рану, но одним взглядом Финн остановил меня.
Он хотел от меня чего-то большего.
Он поднял с земли мой меч и встал передо мной:
– Мы должны на время сделать его твоим, – тихо сказал он. – Мы возьмем его взаймы у богов. Для завтрашней битвы, ради Хомейны… тебе нужно немного магии, – он указал на залитую кровью землю. – Человеческая кровь и плоть земли.
Соединенные с одной целью…
Он вонзил меч в землю так, что рукоять была вровень с моим лицом сверкающая золотом рукоять с кровавым рубином.
– Положи на него руку.
Я инстинктивно понял – какую: левую, с рассеченным запястьем. Коснулся рукояти – геральдического льва, алого рубина – и сжал на ней руку.
Кровь текла по рукояти к перекладине и дальше по клинку, наполняя собой руны – они стали черно-красными в лунном свете, а кровь текла дальше, красной лентой обвивая клинок, сбегая к земле, уже окропленной соленой алой влагой – и тут рубин вспыхнул багровым огнем.
Пламя плеснуло мне в глаза, заслонив собою весь мир. М не стало больше ничего – ни Финна, ни меня самого – только это яростное колдовское пламя.
– Жа-хай, – дрогнувшим голосом прошептал Финн, – Жа-хай, чэйсу, Мухаар.
Пять звезд. Пять камней. Один меч. И – одно сражение, в котором нужно победить.
Звезды пришли в движение. Они сорвались с места и полетели по небу, становясь ярче, а за ними тянулись огненные шлейфы. Они летели по небу, как стрелы, выпущенные из луков – летели к земле. Я видел падающие звезды – но здесь было другое. Это было…
– Боги, – прерывающимся шепотом выдохнул я, – неужели человек должен все видеть своими глазами, чтобы поверить?
Я пошатнулся, по-прежнему стоя на коленях. Финн поднял меня – я побоялся, что не устою на ногах, упасть сейчас было бы для меня стыдом. Рука Финна сомкнулась на порезе, остановив кровь. Он коротко улыбнулся, потом лицо его стало отстраненным, утратив выражение, и я понял, что он взывает к магии земли.
Когда Чэйсули отнял руку, на запястье не осталось ни следа раны – только шрам от атвийских кандалов. Я потряс рукой, сгибая и разгибая пальцы, и встретил знакомую усмешку Финна:
– Я же сказал – доверься мне.
– На этот раз мое доверие может стоить мне кошмарных снов, – я с опаской взглянул в небо. – Ты видел звезды?..
– Звезды? – он больше не улыбался, – Камни. Только камни.
Он поднял их и показал мне. В его руке были обычные камни – я забрал их у него, трудно было поверить, что минуту назад они обладали магической силой.
Я перевел взгляд с камней на Финна, он казался чудовищно усталым и обессилевшим. И было в его глазах что-то странное, что – я не мог понять.
– Ты заснешь, – он нахмурился в размышлении. – Боги даруют тебе сон.
– А ты? – отрывисто спросил я.
– Что дадут боги мне – это только мое дело, – его потемневшие глаза были устремлены к небу.
Я подумал, что Финн чего-то недоговаривает. Но он молчал, и я не стал расспрашивать – просто взялся свободной рукой за рукоять меча, пальцы сомкнулись на окровавленном золоте. Но я твердо знал, вытаскивая меч из земли, что не стану просить Роуэна смыть с него эту кровь.
– Камни, – пробормотал Финн и пошел прочь, сопровождаемый Сторром.
Я разжал руку и посмотрел на камни. Просто пять гладких камешков, ничего больше. Но я не стал выбрасывать их.
Утром Роуэн поднял знамя на древке из ясеневой древесины. Вокруг знамени клубился туман. Капли росы стекали по древку на влажную землю – как этой ночью стекала по клинку моя кровь. Знамя висело неподвижно – алое полотнище с дремлющим в его складках черным львом Хомейны, выпустившим когти и скалящим клыки, поджидающим добычу.
Роуэн вонзил древко в землю. Оно с трудом входило в неподатливую влажную почву, но, наконец, воин отнял руки, убедившись, что знамя стоит прочно.
По рядам войска прокатилась волна приветственных криков. По рядам хомэйнского войска: Чэйсули хранили молчание. Они стояли за моей спиной, отдельно от хомэйнов, а вместо знамен и гербов рядом с каждым из них или на плече у каждого был лиир.
Радость предстоящего сражения и нетерпение мешались в моей душе со страхом. Привкус страха я чувствовал перед каждым боем, сколько бы их не было.
Я сидел в седле – в кольчуге, с мечом на поясе – и сознавал, что боюсь. Но знал и то, что этот страх будет гнать меня вперед в стремлении преодолеть его, и я молил о том, чтобы это помогло мне одолеть и врагов.
Я повернулся к своему войску. Войско Беллэма ждало нас на равнине – в свете восходящего солнца сияло оружие и доспехи. Они были слишком далеко, чтобы можно было как следует разглядеть их – просто множество людей, готовых к бою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119