Чуть дальше у очага я увидел Донала, сидевшего между двумя волками: молодым рыжевато-бурым волчонком и старым мудрым Сторром с янтарными глазами.
Аликс высвободилась из рук Финна, но не отошла от него. Его пальцы запутались в ее волосах, казалось, он не может отнять рук. Странное желание обладания – если вспомнить о Торри. Но я не мог его винить: Аликс нужно было успокоиться. И от Финна ей было легче принять утешения. Он был ее братом, но и братом Дункана тоже. И их родство по крови было ближе, чем между двоюродными родственниками.
Я вздохнул:
– Электра в изгнании, Она живет на Хрустальном Острове. Нет сомнений в ее причастности к попытке Тинстара убить меня. Если хочешь… ты можешь снова занять свое место.
Мои слова не обрадовали ею:
– Нет, все уже кончено. Если кровная клятва разорвана, ничего уже нельзя исправить. Это навсегда. Я вернулся – да, вернулся, чтобы остаться жить в Обители, не более. Теперь мое место здесь. Меня сделали вождем клана Чэйсули.
Аликс вскинула на него острый взгляд:
– Ты? Вместо Дункана? – она перевела дух, потом продолжила, – я думала, это не для тебя.
– Верно, это было дело моего рухо, – согласился он с серьезностью, словно передразнивая Дункана, – но времена меняются. Люди меняются. Торри сделала меня иным, – он зябко передернул плечами. – Я… я научился покою. Совсем немного.
Он употребил хомэйнское слово. И я вдруг понял, что мне больше по нраву шансу.
– Прости, – сказал я, – за то время, которое ты потерял. Я не должен был отсылать тебя прочь. Он покачал головой:
– У тебя не было выбора. Я понял это благодаря Торри. Я не виню тебя. Ты позволил ей уехать со мной. Ты мог бы заставить ее остаться.
– Чтобы ты отнял ее у меня? – я покачал головой, – Нет. Я понимал, что глупо было бы пытаться остановить тебя.
– Ты должен был попытаться. Должен был оставить ее при себе. Ты должен был выдать ее за элласийского принца… тогда она осталась бы жива.
Я ощутил внезапную пустоту в груди. Мир вокруг меня закружился, в голове вспыхнуло пламя, жгущее мозг:
– Торри… умерла?
– Да. За два дня перед тем, как Дункан потерял своего лиир. Вот почему я не мог приехать раньше.
– Финн. – проговорила Аликс, – ох, Финн… нет…
– Да, – ответ прозвучал почти грубо, но и в лазах Финна я увидел отражение своей боли.
Я отвернулся и шагнул к выходу. Я не мог больше оставаться здесь. Я не мог видеть его, зная, как Торри его любила. Я не мог вынести этого горя, я должен был пережить его наедине с самим собой.
И тут я услышал крик младенца, и этот звук пронзил меня, словно клинок.
Финн отпустил Аликс, обернулся и откинул занавес. Я увидел, как он опустился на колени и поднял какой-то сверток. Он был осторожен и нежен – таким я никогда еще не видел его. Но, немного оправившись о изумления, я понял, что это смотрится правильно, что именно так и должно было быть.
Финн подошел к нам со свертком на руках и откинул угол ткани с личика ребенка:
– Ее зовут Мейган, – сказал он. – Ей четыре месяца… и она голодна.
Торри… не могла кормить ее, и потому я стал вором, – он коротко усмехнулся. Коровам не всегда нравилось, что я их дою. Мейган продолжала кричать. Финн нахмурился и попытался устроить ее поудобнее, но тут вмешалась Аликс. Она забрала у него ребенка и послала Донала на поиски женщины с новорожденным. Но перед тем, как мальчик вышел, она внимательно посмотрела на Финна:
– Довольно тебе воровать молоко, рухо. Я спасу твою гордость и найду малышке кормилицу.
По его лицу скользнула тень привычной ухмылки, когда она выскользнула из шатра. Казалось, черты его смягчились, а глаза потеплели, но в них по-прежнему стояла боль. Он потерял больше, чем брата. А я потерял сестру.
– Боги, – проговорил я, – но что произошло? Как умерла Торри? Почему… почему?
Улыбка покинула лицо Финна. Он медленно сел и жестом предложил мне сесть рядом. Прошло десять месяцев с тех пор, как мы в последний раз так же сил рядом.
– Она не была рождена для того, чтобы жить в нужде, сказал он. – Она была по-другому воспитана. В ней была гордость, и решимость, и сила, но она не была рождена для нужды и лишений. А когда носила ребенка… – он покачал головой. Я понял, что она больна три месяца спустя после того, как мы покинули Хомейну-Мухаар. Она говорила, что это все пустяки, легкая лихорадка, что так бывает у беременных. Я подумал, что, может, так и есть, как я мог не понять, что это не так? Как я мог не понять, что она лжет?
Он провел рукой по волосам, зарылся пальцами в черные с проседью пряди.
Только теперь я понял, что Финн не просто исхудал – он был истощен, нужда измучила его едва ли меньше, чем Торри.
– Говори, – глухо сказал я.
– Когда я увидел, что ей не лучше, я отвел ее в деревню. Я думал, ей нужно общество женщин и крыша над головой – более надежная, чем тот простой шатер, в котором мы жили. Но… они меня не приняли. Они называли меня оборотнем.
Демоном. Они называли ее шлюхой, а ребенка – дьявольским семенем и отродьем колдуна, – в его глазах вспыхнул гневный огонь, и на мгновение мне показалось, что я снова вижу зверя, но я понял и то, что вину он возлагает на меня. – Шейн мертв, и кумаалин завершена… но не для всех. И она родила Мейган под той крышей, какую я смог найти, и с каждым днем все больше слабела, – он прикрыл глаза. – Боги не слышали моих молитв, даже когда я предложил им себя. Я совершил обряд Чэйсули, когда она умерла, и привез домой ее дитя.
Я думал о Торри, больной и слабой. Я думал о Торри, носящей под сердцем ребенка. Я думал о Хомэйнах, проклявших ее из-за Финна. Из-за кумаалин Шейна.
И я подумал о том, что я, король, бессилен остановить безумие, начало которому положил мой дядя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119