Может быть, плоть начала разлагаться, когда ее освободили из темницы?Сааведру окатила волна боли. Матра Дольча…Нет. Это не разложение. Горе.– Умер, – сказала она дрожащим голосом. – Вчера он был жив. Сегодня уже мертв.– Кто? – тихо спросила Элейна.– Алехандро. – Она любила называть его по имени. Теперь это причиняло ей боль, потому что он не услышит ее. – Алехандро Бальтран Эдоард Алессио до'Веррада, герцог Тайра-Вирте.– Мне очень жаль, – пробормотала Элейна. Горе можно погасить гневом. Так она и сделала.– Но Сарио жив, и я ему отомщу.– Сарио? – спросил Кабрал. – Сарио Грихальва? Он же умер. Игнаддио Грихальва написал очень трогательную картину “Смерть Сарио Грихальвы”. Она висит в Пикке.Сааведра вздрогнула.– Яадди?.. – Он ведь тоже умер. Как и многие другие. – А что такое Пикка?– Маленькая галерея, в которой мы, Грихальва, выставляем картины для всеобщего обозрения.– Для всеобщего обозрения? Но… никто, кроме самих Грихальва, не может войти в наш дом!– Сейчас, – как можно мягче объяснил старик, – это дозволено. Эйха, как больно! Известно о ней гораздо больше, чем ей о них, а мир, в котором они живут, существует несколько веков спустя.– Это не важно, – сухо молвила Элейна.В ее словах не было ничего обидного… разве что тон… Сааведре сразу понравилась Элейна, и она надеялась узнать ее поближе. Мир и в самом деле изменился. Элейна Грихальва, лишенная Дара женщина, оказалась рядом с Вьехос Фратос.– Почему ты веришь, что Сарио Грихальва жив? – спросила Элейна.Сааведра почувствовала, что молодая женщина уже знает ответ на свой вопрос, но не готова произнести его вслух – а может быть, и для себя самой. Она встала из-за стола, прижала руки к настоящему дереву, а не нарисованному и подошла – о Пресвятая Матерь, какое это счастье иметь возможность ходить! – к огромной доске, стоявшей у стены. Принялась изучать то, что осталось от ее тюрьмы.Конечно, он гений. Это видно в каждой линии, в каждой тени. Разве можно, взглянув на это произведение, не узнать руку мастера, его создавшего?– Сарио, – выдохнула она. – Мой Сарио. – Даже теперь, когда ее тела на картине не было, композиция оставалась безупречной. – Вот зеркало, – сказала Сааведра и махнула рукой. – Смотрите, оно стоит на мольберте. Одна из его причуд, так же как и то, что он нарисовал Фолио. Это говорит о высокомерии и самоуверенности, что очень характерно для него. – Сааведра чуть повернулась, взглянула на иллюстраторов и поняла: они еще не сообразили, что она имеет в виду. – Вот, – продолжала она, снова махнув рукой. – Благодаря зеркалу я осознала, что он со мной сотворил, увидела, что мир за пределами портрета существует, живет своей жизнью, а Сааведра Грихальва – нет. – Ее сердце опять затопила волна боли. – Та Сааведра, которую никто из живущих не знает.На лице Кабрала появилось сомнение, но оно тут же сменилось горьким осмыслением того, что несколько секунд назад было произнесено вслух.– Обнаружив, что могу шевелиться, я занялась изучением книги и лишь потом заметила зеркало. А в нем – людей. Так много людей, так много лет… постоянно меняющийся калейдоскоп разных, чужих лиц, необычной одежды.Внезапно Сааведра поняла, что ей теперь не так трудно говорить о том, что с ней происходило; она свободна, а ее прошлое не является ничьим настоящим.– Временами я погружалась во мрак, словно на портрет набрасывали покрывало. Иногда мне казалось, будто я слышу голоса и кто-то ко мне обращается, хотя слова звучали непривычно – вот и сейчас ваше произношение кажется мне немного странным. – Она обернулась к Элейне. – Тебя я видела совсем недавно, потому что ты работала перед моим портретом.– Я копировала, – кивнула Элейна.– И Сарио. Всегда Сарио. Его одежда менялась, и спутники тоже… но он всегда оставался со мной. Приходил навещать. Может быть, позлорадствовать. – Сааведра почувствовала – вот-вот на глазах появятся слезы. Плач не по умершему давным-давно Алехандро, а по мальчику, наделенному редким талантом и достигшему гораздо больше, чем кто-либо мог от него ожидать. – Последний раз я смотрела на него, когда он стоял рядом с тобой.Элейна отвернулась, у нее было виноватое лицо – то, о чем она лишь догадывалась, подтвердилось.– Да, теперь его тоже зовут Сарио.– Иллюстраторов принято называть в честь их великих предков, – напомнил Кабрал.– Нет. – Боли больше не было. Вместо нее пришла уверенность. – Это он. Мой Сарио. Матра Дольча, неужели вы думаете, я не в состоянии узнать человека, который предал меня и пленил?– Но этого не может быть, – запротестовал Кабрал. – Этот Сарио совсем не похож на Сарио из твоего времени. Я видел его портреты. Помню, когда Сарио родился. Наш Сарио.Неожиданно заговорил Гиаберто. Он был дядей Элейны и, вне всякого сомнения, Премио Фрато. Как когда-то Артурро, Ферико, как Дэво. Но все они жили в ее время, не сейчас; настоящее принадлежит Гиаберто.– Я и сам помню, как его признали одним из нас, тогда он и написал Пейнтраддо Чиеву. – Гиаберто недоверчиво посмотрел на Сааведру. – Видишь, вот портрет Сарио. Мы принесли его из кречетты, чтобы изучить при более благоприятном освещении.Сааведра подошла поближе. Мужчина, не очень отличающийся от ее современников: руки пожирает костная лихорадка, белесые, невидящие глаза. Слабость, не вяжущаяся с молодым лицом.Сааведра покачала головой.– Не этот человек стоял рядом с тобой, Элейна. У него было лицо моего Сарио. – Она повернулась. – Вы прибегли к обряду Чиевы до'Сангва, верно?Гиаберто был потрясен ее вопросом.– Откуда ты знаешь? Откуда тебе вообще об этом известно? Сааведра с улыбкой, медленно вернулась к столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118