Она благословила Агустина и ушла.Он печально уставился в безукоризненно белый потолок: как раз такой должен быть в комнате мальчика, которому не следует думать ни о чем ином, кроме живописи. Он создавал мысленные образы на этом ослепительно белом фоне. Ведь он же Одаренный иллюстратор.Агустин закрыл глаза, стараясь сдержать слезы. Какой смысл плакать? Все равно ничего нельзя изменить. Он сделал один глоток чая и почувствовал, как легкие еще немного приоткрылись.У него никогда не будет того, о чем он мечтает: сыновей и дочерей, которых он мог бы качать на руках, собственного дома, жизни, принадлежащей только ему, а не его матери и семейству Грихальва. Разве важно, что у него слабые легкие. Он все равно умрет молодым.Он – Одаренный иллюстратор.Как жаль, что ему досталась такая доля. * * * Диониса заставила его провести в постели два дня и не дала ни карандаша, ни альбома, чтобы он мог хоть как-нибудь скоротать время. Агустин был счастлив, на третий день праздника Имаго ему разрешили встать. Он сидел в гостиной матери, завтракал, ел сыр с булочками и пил лакричный чай, когда без объявления вошел Кабрал.– Цвет лица у тебя уже вполне приличный, – заметил старик. – Что это ты такой задумчивый, молодой человек?– Я пытаюсь придумать, как защитить Элейну, – вырвалось у Агустина.– Не сомневаюсь, Элейна сама прекрасно может себя защитить, но я понимаю, что ты имеешь в виду. Впрочем, сейчас тебе следует побеспокоиться о себе. Из-за твоей болезни наказание отложено, а я пришел предупредить тебя; ты предстанешь перед Вьехос Фратос. Это значит, что меня там не будет.Агустин чуть не подавился булочкой, закашлялся, но сумел проглотить кусок; новый приступ у него не начался.– Они сделают со мной что-нибудь ужасное?– Не говори им то, что я тебе сейчас скажу. И выслушай очень внимательно. Они станут угрожать, поскольку не любят, когда в их дела вмешиваются. Мне-то понравилась твоя затея. Но ты же понимаешь, у Одаренных передо мной преимущество, а им твой фокус пришелся не по душе. Однако во время летней лихорадки погибло много мальчиков. Ты представляешь для семьи Грихальва большую ценность. Ведь именно на таких, как ты, основано благополучие нашего семейства. Они попытаются тебя запугать, но причинить вред не решатся, если только не сочтут тебя опасным, – но мы-то с тобой знаем, что им нечего тебя бояться. Эйха! Кто-то идет. Все будет хорошо!Кабрал скрылся за одной из дверей как раз в тот момент, когда в другой появились Гиаберто и Диониса. Агустина все это могло бы развеселить, если б он не дрожал от ужаса. Лицо Гиаберто было невероятно серьезным, а Диониса казалась одновременно разъяренной и обеспокоенной. Будь сейчас рядом с ним Элейна, Агустин чувствовал бы себя увереннее. Но он остался один.– А ну прекрати трястись! – рявкнула на него мать. – Ты мне напоминаешь перепуганную насмерть служанку, пойманную в тот момент, когда она тайком лакомилась сиропом. – Диониса вдруг замолчала, подошла к сыну, который даже пошевелиться от страха не мог, и погладила его по плечу. – Ну, ну, нинио. Ты же знаешь, я тебя защищу. Никто не обидит моего Агустина. Мы с Гиаберто желаем тебе только добра. Но ты должен вести себя как мужчина и пойти сейчас с дядей.Агустин привык подчиняться приказам старших.Его ждали в кречетте одиннадцать угрюмых мужчин, самым младшим из них был его пятый кузен, Дамиано, старшим – дальний родственник, который в возрасте сорока пяти лет страдал от костной лихорадки в последней стадии.Агустин обнаружил, что старый Тосио не вызывает у него никаких чувств. Агустину не придется испытать страданий, выпавших на его долю, ему не откажут руки и суставы – потому что легкие убьют его гораздо раньше. Эта печальная мысль дала Агустину силы предстать перед собравшимися.Верховный иллюстратор Андрее поднял руку.– Ты можешь сесть, Гиаберто. А ты, Агустин, постоишь, вот здесь.Агустин покорно встал так, чтобы все могли его видеть. Иллюстраторы бросали на него сердитые взгляды, все, кроме молодого Дамиано. Тот сидел к остальным боком и ободряюще подмигнул Агустину. Никойо, скрючившийся в своем кресле, казался особенно недовольным; у него было бледное, тупое лицо человека, из которого словно по капле вытекает жизнь.– Агустин, тебе известно, как Одаренные наказывают тех, кто нарушает строжайшие законы, установленные нами для самих себя?Агустин покачал головой. Его охватил ужас, но он тем не менее утешал себя: во-первых, Кабрал сказал, что он представляет большую ценность, а во-вторых… он все равно умрет рано, что бы ни решили с ним сделать.– Нам дан могучий Дар, – суровым голосом продолжал Андрео, – но вместе с ним и величайшая ответственность. Мы обязаны служить семье Грихальва и Великому герцогу Тайра-Вирте. Тебе известно о Верро Грихальве. Ты знаешь, что его сестры были захвачены бандитами из Тза'аба и спасены первым герцогом Ренайо. Потомки этих женщин чтут их за щедрость и милосердие – ведь именно они подарили дому Грихальва детей чи'патрос. Наша семья не пала жертвой разъяренной толпы во время нерро лингвы только потому, что за нас вступилась герцогиня Хесминия. Мы, Грихальва, это помним. Мы существуем благодаря до'Веррада, но и они процветают потому, что мы им помогаем. И таким образом увеличиваем благосостояние Тайра-Вирте.Но мы не можем чувствовать себя в безопасности, когда город становится жертвой болезней и других неприятностей, когда по улицам снова ползут слухи о черной магии, когда шепотом, с подозрениями, в санктиях упоминаются наши имена – или когда какой-нибудь глупый мальчишка вдруг начинает думать, что могущество, которым он обладает, можно использовать в собственных эгоистичных целях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118