Хоук выпустил заряд из второго ствола в Ганса сразу после того, как свалился носатый. Ганс сложился пополам и умер. Хоук переломил обрез. Стреляные гильзы выскочили из обоих стволов. Хоук перезарядил оба ствола теми патронами, что держал во рту — защелки встали на место еще до того, как пустые гильзы коснулись пола.Я вскочил на ноги.— Туда! — крикнул я ему, указывая на дверь, за которой скрылись Кэти и Пауль. Хоук подскочил к ней первым, пока я вытаскивал револьвер из-за пояса носатого.— Дверь закрыта, — бросил Хоук.Я выбил ее ударом ноги, и мы с Хоуком стали пробираться вперед, низко пригнувшись и держа оружие наготове. Мы оказались в спальне с ванной, раздвижные двери которой вели во двор. Двери были распахнуты. Пауль и Кэти испарились.— Черт подери, — в сердцах бросил Хоук.— Давай-ка уносить ноги, — предложил я.Что мы и сделали. Глава 16 На следующий день мы просматривали датские газеты. На первой полосе — фотография с места события: квартира Кэти. На второй — фотография, снятая в момент вывоза тел на каталках. Но ни я, ни Хоук по-датски не читали, так что почерпнуть информации нам не удалось. На всякий случай я вырезал статью из газеты: вдруг найдется переводчик. Ганс и Фриц здорово напоминали двоих из моей коллекции. Мы с Хоуком внимательно рассмотрели их фотороботы и признали идентичность.— Дела у тебя катятся как по маслу, — констатировал сей факт Хоук. — Итого, шесть.— Ты не терял времени, когда прорвался в комнату.— Ну не кричать же мне: «Стой! Стрелять буду!» и прочую ерунду.— Ты что, шел следом за носатым?— Вроде того. Засек его, когда он вышел проверить, все ли в порядке. Потом проскользнул в подъезд и спрятался в темноте под лестницей. Ты ведь знаешь, в темноте нас трудно приметить — как черную кошку.— Пока ты не начнешь скалить зубы, — напомнил ему я.— А если еще и глаза закрыть, то вообще...Мы завтракали в отеле. Выпечка и бутерброды с сыром на скорую руку.— Ну и, — продолжал Хоук, — когда он направился обратно, я прилип к его спине.Хоук отхлебнул кофе.— А кто этот тип, который улизнул с Кэти? — поинтересовался он.— Зовут Пауль, коротышка, но здоров как бык. Покрепче всех остальных, с кем мы уже имели дело. Настоящий революционер. Только не разобрался в направлении.— Палестинец?— Не думаю, — размышлял я. — Крайне правый. Хочет спасти Африку от коммунистов и негров.— Южноафриканец? Из Родезии?— Мне так не показалось. Идеи идеями, но он говорит с испанским акцентом. Или с португальским.— Тогда Ангола, — заключил Хоук.Я покачал головой:— Не знаю. Он заявил, что выступает против коммунистов и цветных. Кажется, его с этого пути уже не свернуть.Хоук ухмыльнулся:— Он взвалил на себя непосильный труд. Насколько я знаю, в Африке встречаются чернокожие. Ему придется кишки порвать ради священного дела освобождения.— Он, может, чокнутый, но не дурак. Опасен, как чума.Лицо Хоука приняло довольное и горделивое выражение. Он снова улыбнулся.— Мы тоже опасны.— Верно, — подтвердил я.— Каковы наши дальнейшие планы? — поинтересовался Хоук.— Не знаю. Надо подумать.— Хорошо. А пока ты думаешь, может, прошвырнемся в Тиволи, побродим там. Я слышу про Тиволи всю свою жизнь. Хочу посмотреть собственными глазами.— Идем, — согласился я. — Мне тоже интересно.Я заплатил по счету, и мы вышли на улицу.Тиволи был прекрасен. Масса зелени и совсем мало современных материалов. Мы пообедали на террасе одного из ресторанов. Взрослым тут особенно делать нечего, только глазеть на детей и многочисленных мамаш, неторопливо прогуливающихся по чудесным дорожкам мимо привлекательных домов. Было приятно ощущать себя частью этого пейзажа, чувствовать единство с городской средой, продуманной и спланированной так, чтобы приносить радость людям. Еда сама по себе оказалась довольно простой.— Да. Это не Кони-Айленд, — отметил Хоук.— Точно. И не ресторан «Фор-Сизонс», — добавил я. В этот момент я был занят пережевыванием куска жесткой телятины, отчего испытывал раздражение.— Ну как? Надумал что-нибудь? — спросил Хоук.Я мотнул головой, весьма поглощенный телятиной.— Надо было заказать рыбу, — заметил Хоук.— Ненавижу рыбу, — сказал я. — В море-то мы вошли, да вот весла забыли, как говорим мы, датчане. Голову даю на отсечение, Кэти в эту квартиру не вернется. Мы упустили и ее, и Пауля. — Я вытащил из кармана записную книжку. — Все, что у меня осталось, это два адреса, которые я списал с ее паспортов, один в Амстердаме, другой в Монреале. Плюс один адрес в Амстердаме, который значился на конверте полученного ею письма. Голландские адреса совпадают.— Похоже, мы держим путь в Амстердам? — предположил Хоук. Он приложился к бокалу шампанского и проводил взглядом молодую блондинку в обтягивающих шортах и майке. — Жаль, — вздохнул Хоук. — Копенгаген очень привлекательный городишко.— Амстердам не хуже, — заверил я. — Тебе понравится.Хоук согласно кивнул головой. Пошарив в бумажнике, я вытащил несколько английских фунтов и протянул их Хоуку:— Неплохо бы тебе приодеться. Пока ты ходишь по магазинам, я займусь билетами. Деньги сможешь поменять на вокзале. Это здесь недалеко.— Я поменяю их в отеле, малыш. Я бы хотел оставить свой обрез в номере, а не демонстрировать его в качестве аксессуара к новому костюму. Знаешь, вчера тут уложили двоих из какого-то обреза. Не жажду давать интервью датским полицейским.Хоук ушел. Заплатив по счету, я направился к главному входу в Тиволи-гарденз. Напротив, через улицу, возвышалась громада главного вокзала Копенгагена, выстроенного из красного кирпича. Перейдя улицу, я вошел внутрь. Мне абсолютно нечего было там делать, но это был истинно европейский вокзал, и мне захотелось заглянуть в его чрево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54