— Доктор говорит, выкарабкается…
— Ой, Танечка!
Анна безвольно опустилась на скамейку. Все-таки она выпросила у судьбы жизнь Егору Трифоновичу…
И в тот же день, вечером, пятого марта, умер Сталин.
По радио передавали сообщение Центрального Комитета. Передавалось медицинское заключение. Извещение от комиссии по организации похорон…
Особенно притихшими казались дети. Они жались к печке и даже всхлипывали. Играли тихо-тихо. Да и не мудрено. Все хорошее связывалось в их представлении с именем Сталина. В школе постоянно твердили, что он — лучший друг. Всего. Детей. Велосипедистов. Мелиораторов. В детских домах даже конфеты давали с присказками, что о конфетах позаботился дедушка Сталин…
В день его похорон мела легкая поземка. Анна только что вернулась от Жестева. У старика дело шло на лад.
Она только успела раздеться, как на крыльце послышался шум.
Хлопнула дверь, в комнату вошли Алексей и какой-то милицейский лейтенант. Анна вопросительно взглянула на мужа.
— Познакомься, — сказал он, запинаясь. — Товарищ Ха… Харламов!
Алексея слегка покачивало, но лейтенант как будто был трезв.
— Ты понимаешь, Аня… Ты понимаешь, какое событие… — Алексея покачивало. — Такое событие нельзя…
Он вдруг опустился на стул и заплакал.
Анна взглянула на лейтенанта.
— Вот приехал к вам, — несколько виновато объяснил тот. — Встретились вот в правлении…
— К нам?
— Не лично, а вообще. В эту местность. Для предотвращения возможных беспорядков.
Анна удивленно привстала.
— Каких беспорядков?
— Никаких беспорядков! — вмешался Алексей, утирая кулаком слезы. — Все будет в порядке! Нельзя в такой день. Но не продают даже портвейна. А товарищ Ха… Харламов… достал…
Анна молча указала гостю на репродуктор. По радио транслировали все происходящее в это время на Красной площади. Играл оркестр. Напыщенно звучал голос диктора. Снова оркестр. Многоголосый говор. Потом заговорили Маленков, Берия, Молотов…
Милицейский лейтенант упоенно смотрел в репродуктор. Анне стало не по себе.
Она понимала, что в похороны не до веселья, но ей почему-то не хотелось бы так хоронить близких людей.
XXIV
В один из последних дней марта Анна по пути на работу зашла к Жестевым. Возле этих стариков ей было как-то уютно-успокоительно, как говорила она самой себе с легкой усмешечкой.
В тот день с утра задул порывистый ветер, заморосил дождь, небо побурело, заволоклось тучами, ветер становился все холодней, а потом дождь сменился густым снегом, покрывшим все дороги, все дорожки и тропинки, ведшие в Мазилово.
— Раздевайтесь, — приветливо встретила ее Варвара Архиповна. — Сейчас позавтракаем, вареничками своего угощаю.
— Да я завтракала… — Анна подошла к Жестеву: — Что за книжка у вас, Егор Трифонович?
Жестев провел похудевшей рукой по книге, будто погладил открытые страницы.
— Учусь, Анна Андреевна. Учусь понимать жизнь.
Старик редко выражался высоким стилем.
— Что же это за учебник?
Жестев усмехнулся.
— «Война и мир», Анна Андреевна, только и всего. Перечитываю. — Он помолчал, но, должно быть, ему все-таки хотелось объяснить Анне свое обращение к Толстому. — Завертятся в голове всякие мысли — не разложить по полочкам. А тут точно на простор выйдешь. Он — о своем, а ты — о своем, но так это у него все умно, широко, своевольно, что и сам умнеешь, и в своих делах начинаешь разбираться как-то так… — Он несколько сконфуженно взглянул на Анну. — По-толстовски, что ли!
Она этого еще не знала. Еще не умела советоваться с великими книгами, но слова запали в нее, в нее всегда западало что-нибудь от Жестева.
— А что вас тревожит, Егор Трифонович? — заботливо спросила Анна. — Может, послать за доктором!
— Все, Анна Андреевна… — Старик насупился и слегка постучал по книге. — Я вот с каким доктором советуюсь. А вы мне…
Он пытливо на нее посмотрел, точно ждал от нее какого-то особого понимания.
Но Анна не знала, что ответить.
Варвара Архиповна возилась у загнетки, подгребала из печки к чугунку жар, бросала в кипящую воду вареники.
Жестев поймал взгляд Анны.
— Да, вареники все так же едим, — неспешно произнес он. — Только надолго ли муки хватит? Аппетит хороший, да работаем не по аппетиту.
— Вот мы и ждем вас, — ласково ответила Анна. — Поможете, мы и приналяжем.
— Нет, — резко оборвал ее Жестев и еще раз повторил: — Нет.
Анна опять не поняла, старик чего-то недоговаривал.
— Написал я, в райком написал, — вдруг признался Егор Трифонович. — Постарел, не тяну. Не гожусь.
— Ну что вы…
— Отучились жить своим умом, Анна Андреевна, и я в том числе. А теперь опять пришло время жить своим умом. Не подумайте, я не оправдываюсь и дураком себя не считаю. Но бывают обстоятельства сильнее нас.
Тут Варвара Архиповна позвала их завтракать.
— Что ж, пойдем, — миролюбиво согласился Жестев. — Вареники — штука добрая… — Он подцепил вилкой вареник, и вернулся к начатому разговору: — Написал в райком, прошу освободить, хватит.
— Чего хватит?
— Всего. Послужил, хватит, не справиться мне теперь.
— Ну, это уж вы… Вас уважают в Мазилове.
— Уважить не важить. Уваженья я не потеряю, коли честно признаюсь, что ныне воз не по мне.
— Что-то я не вполне понимаю…
— Я и сам не все понимаю, потому и запросился в отставку. Отслужил свое, выполнял, что приказывали, а теперь…
Тут вмешалась Варвара Архиповна:
— А теперь не хочешь никому подчиняться?
Но Жестев не принял шутки.
— Ты, мать, не шути. Подчиняться — это легче всего. Теперь их время… — Он кивнул на Анну. — Эти не захотят подчиняться, а для этого не только голова нужна… Образование нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90