— Ой, мама! Да вы слышите?!
Прошло еще с минуту. Надежда Никоновна допила чай. Поставила чашку на блюдце. Появилась в дверях.
— Чего ты, Ань?
— Ой, да бегите же! О-ох…
Анна втиснулась лицом в одеяло.
Свекровь скрылась. Стукнула наружная дверь.
Анна была уверена, что колхоз будет с урожаем. Все предусмотрено. Теперь можно и рожать.
Ох, да чего же ее крутило…
Свекровь прибежала испуганная, серая тень легла на ее лицо. Участливо склонилась к невестке.
— Не идет. Сидит с Пашкой-пожарником. Выпимши. Говорит, без меня обойдетесь. Может, за тетей Грушей сбегать?
— Ох! Да бегите за кем хотите! К Василию Кузьмичу бегите! О-ох…
Свекровь опять исчезла…
Никогда Анне не было так плохо, как в этот раз. Ни с Женей, ни с Ниной… И Алексей не идет. Но Анна что-то не очень даже на него сердится. Он в обиде на нее. Не раз уже упрекал, что ей дети дороже… Ох! Они и вправду дороже… К этим родам она готовилась. Старалась побольше ходить. Не ела лишнего… А все-таки обидно! Неужто ее оставили одну? Не может того быть. Да где же они, эти люди?
Анна все стояла на коленях, прикусывала слегка одеяло и не могла с собой совладать.
Ну вот, слава богу, кто-то идет…
Опять свекровь!
— Может, все-таки позвать тетю Грушу?
— Да зовите кого хотите!…
— Извиняйте, Надежда Никоновна, но тетя Груша, етто, в общем невежество…
Чей это голос? Низкий, хриплый басок… Голос дрожит, осип от волнения… Василий Кузьмич!
— Извините, Анна Андреевна. К вам можно?
Вот он уже рядом, этот сиплый голос…
Анна делает над собой усилие, встает.
— Здравствуйте, Василий Кузьмич.
Она протягивает ему руку. Он вежливо пожимает.
— Крепитесь, Анна Андреевна…
Вот опять подкатывает!
— Ой, пожалуй, хоть и тетю Грушу…
— Ну что вы, Анна Андреевна! — Поспелов возражает, возражает настойчиво, решительно. — Разве мы позволим себе вами рисковать? Мы вас в момент в Сурож…
— Не успеть… — слышит Анна за своей спиной голос свекрови. — Не успеть вам…
— Успеем? — неуверенно спрашивает Анна, хотя ни она, ни тем более Поспелов не в состоянии ответить на этот вопрос.
— Успеем, — твердо произносит Поспелов. — В самый раз.
— Тогда идите…
Анна опять берет себя в руки.
— А чего идти? Все здесь, — говорит Поспелов и уже отдает Надежде Никоновне команду: — Собирайте Анну Андреевну. Быстро. Одевайте. Две минуты. Понятно, мамаша?
Он выходит, но не успевает выйти, как возвращается с Челушкиным.
Гриша… Гриша… Да какой же ты молодец!
— Мы вас донесем, Анна Андреевна, — говорит Поспелов. — Обопритесь-ка…
— Нет, нет…
Анна отрицательно машет головой.
Свекровь помогает надеть пальто. Анна обнимает Поспелова и Челушкина за плечи и медленно идет к двери. У крыльца стоит грузовик. Задний борт откинут.
— Я сяду…
— Нет уж, — строго возражает Поспелов. — Все предусмотрено…
А вот и Тима… Кудрявцев стоит в кузове у опущенного борта. Рядом с ним тетя Груша. Хоть тетя Груша — «невежество», ее все-таки прихватили на всякий случай. Анна безропотно подчиняется всем указаниям Поспелова. Она и не хочет, и не может возражать. Ей помогают подняться в машину. Не столько помогают, сколько поднимают. В кузове матрас. С чьей только кровати его сняли? На матрасе подушки. Несколько громадных подушек. В белоснежных наволочках с прошивками. Оранжевое атласное одеяло. У изголовья стопка простыней. Две бутылки с водкой. Анна сразу понимает: не для питья. На всякий случай. Вдруг тете Груше понадобится помыть руки. Обо всем подумали. Кто? Василий Кузьмич? Гриша?…
Анна ложится. Прямо в пальто. На одеяло.
— Вы разденьтесь, Анна Андреевна, не беспокойтесь, не растрясу.
Вместе с Анной в кузове остается тетя Груша, трое мужчин втискиваются в кабину, там тесно, все они люди широкие, но они боятся смутить Анну, которая вот-вот может родить.
Машина трогается с места. Куда-то в сторону уносится голос свекрови. Анна слышит еще чьи-то голоса…
Грузовик мчится. То тише, то быстрее. Почти не трясет. Кудрявцев старается.
Тетя Груша сидят на краешке матраса с каменным лицом. Она обижена, ее искусством пренебрегли. Ей и полагается быть обиженной. Агрономша! Ей, конечно, врача надо! Но сквозь каменное выражение лица пробивается бабье участие. Агрономша-то она агрономша, а мужик у нее — никуда. Готов свою бабу за бутыль водки сменять. А баба — золото. И на людях, и дома. Вся на виду.
Тетя Груша наклоняется к Анне.
— Андреевна, худо тебе?
— Нет, ничего…
Довезли ее как раз к сроку. Успели ввести, раздеть…
Поспелов просит вызвать врача.
— Не Раису Семеновну, а главного. Евгения Яковлевича.
— Евгень Яклич занят.
— Скажите: председатель колхоза «Рассвет» просит.
Появляется «Евгень Яклич».
— Здрасьте, Евгений Яковлевич. Мы нашу агрономшу рожать привезли, — обращается к нему Поспелов. — Прошу вас. От имени колхоза. Вы уж постарайтесь.
«Евгень Яклич» улыбается.
— Стараться ей придется, а не мне…
— Вы уж там в случае чего…
— Ничего, — снисходительно говорит «Евгень Яклич». — Все будет хорошо.
Поспелов уходит.
— Ах да! — вспоминает вдруг врач. — Мы просили сена продать для больницы. Вы вот отказали…
— Продадим, продадим, — поспешно произносит Поспелов. — Самим в обрез, но продадим.
— И потом нам бы тысячи три яиц, — оживляется Евгений Яковлевич. — С фондами туговато…
Но тут их беседу прерывает медсестра, совсем молоденькая, должно быть только со школьной скамьи.
— Евгень Яклич, а где отец?
— Чей отец?
— Да ну… этой… Которую привезли!
— А что?
— Сын! Сын у нее!
— Ох ты! — говорит Поспелов. — Найдем яйца, доктор, найдем!…
А сама Анна лежала в родильной палате, истомленная после перенесенной муки, и думала — что, мол, как хорошо, как вовремя отсеялась, и теперь вот сын, и еще подумала, что в этом году колхоз обязательно будет с урожаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90