Адрес вызубрен наизусть еще в Одессе: хранить записку с адресом Ленина слишком рискованно.
Оглянулась еще раз… Нет, никто не обращал внимания на нарядную неторопливо шедшую по улице барышню.
Вот он, один из многочисленных, только что отстроенных больших домов. Тот самый? Да, тот самый. Вот и квартира.
Она постучалась. Дверь открыла миловидная женщина.
— Вам кого?
— Я из Одессы.
— Вы — Залкинд?
Это оказалась жена Ленина, Надежда Константиновна. О ней Землячка была достаточно наслышана.
Она ввела гостью в маленькую, сияющую удивительной чистотой кухоньку.
— Владимир Ильич сейчас выйдет.
Но он уже был тут, протягивал гостье руку, улыбался.
— Очень рад!
Молодой, невысокий, коренастый мужчина. Она сразу почувствовала, что это необыкновенный человек. Она читала его статьи, именно его статьи давали направление революционной работе, которую вели социал-демократы в России. Он был признанным лидером молодой российской социал-демократии. Но ее поразило другое. Вот он посмотрел на нее, заговорил… Ее поразила необыкновенная мягкость в обращении и внимательность к новому человеку. Казалось, он видел ее насквозь, но всматривался как-то особенно деликатно, вызывая полное к себе доверие.
— Рассказывайте, рассказывайте, — поторопил ее Ленин и стал спрашивать о работе социал-демократических организаций на Юге.
Его вопросы свидетельствовали, что он хорошо знает Россию. Расспрашивая о положении рабочих, об их настроениях, о промышленных предприятиях Киева, Екатеринослава, Одессы, называл такие мастерские и фабрики, какие не были известны Землячке. Можно было подумать, будто не Землячка, а он сам постоянно жил в этих городах.
Внезапно он оборвал расспросы.
— Наденька, напоила бы ты нас чаем. А мы пока еще побеседуем.
Устроил незаметный и необидный экзамен, расспрашивал, что читала, интересовался, как разбирается в политической экономии и философии, как понимает Гегеля, Канта, Маркса…
Человек робкого десятка давно бы уже запросил пощады, но Землячка, кажется, выдерживала экзамен. Она очень хорошо поняла — окажись она не тем человеком, каких он собирает и объединяет вокруг себя, окажись слабее и мельче требований, какие Ленин предъявляет к своим соратникам, он сразу утратит к ней интерес.
Потом втроем пили чай, шутили, вспоминали Россию. Надежда Константиновна мыла посуду, а Владимир Ильич перетирал чашки.
— Что ж, Розалия Самойловна, рады видеть вас у себя, — сказал он в заключение. — Пойду, извините — работа, а вы беседуйте.
Надежда Константиновна в свою очередь устроила гостье экзамен по всяким организационным делам — как налажена в Одессе связь, как распространяется партийная литература, откуда берутся средства; техникой партийной работы ведала при Ленине Крупская, и Землячка подробно доложила ей, как живет и работает партийная организация в Одессе.
Вторая встреча
Землячка вернулась из Мюнхена в Одессу. Ее приезд заставил сторонников «Искры» четче определить свои позиции — мандат на Второй съезд Российской социал-демократической рабочей партии, отданный было стороннице Мартова, передали Землячке как наиболее твердой представительнице «Искры».
Положение искровцев в Одессе было прочным, и Землячке поручили перебраться в Екатеринослав. Там было тревожно и неблагополучно. Комитеты для руководства работой екатеринославские социал-демократы выбирали чуть ли не каждый месяц — один провал следовал за другим.
Местом встреч и заседаний в Екатеринославе служила квартира зубного врача Батушанского. Очень уж удобны были для конспираторов квартиры дантистов. Зубная боль — отличный предлог для посещения, можно приходить изо дня в день, и можно прийти один раз, так появлялись и исчезали связные, а члены местной организации встречались там постоянно. Сиди себе в приемной, держи перед собой газету и говори о чем нужно.
Но у Землячки был уже опыт по части таких явок — встречаться удобно, но такие квартиры могли легко привлечь к себе внимание охранки. Ее настораживало, что провалы и аресты чаще всего происходили после посещения квартиры Батушанского. Провал за провалом, арест за арестом, а самого Батушанского жандармы ни разу не потревожили. Это настораживало.
Землячка предпочитала устраивать заседания комитета на свежем воздухе — где-нибудь за городом, в саду, даже на привокзальной площади. Но не всегда это было возможно — приходилось все-таки пользоваться иногда злосчастной квартирой.
Однажды она шла к Батушанскому на заседание комитета. Шла и по привычке оглядывалась — то остановится у витрины магазина, то читает на углу дощечку с названием улицы — хвост за нею как будто не тянется.
По дороге ее нагнал Фоменко, молодой рабочий, недавно вступивший в партию.
— Розалия Самойловна, у меня к вам письмо от товарища Игната. Сказал, чтобы прочли не откладывая, — обратился он к Землячке.
Достал пачку папирос и вытянул из нее листок папиросной бумаги.
— Нехорошо, — упрекнула его Землячка. — Записку надо хранить так, чтобы в случае чего сразу проглотить.
Она развернула листок — наивная это была записка, обо всем говорилось иносказательно, условными словами, однако расшифровать подлинный смысл было нетрудно. Во избежание провала Землячке предписывалось без промедления выехать за границу.
— А где товарищ Игнат? — поинтересовалась Землячка.
— Я встречусь с ним позже, — уклончиво ответил Фоменко.
— Тогда я иду, — сказала Землячка. — Извинитесь за меня перед товарищами.
— А как же заседание? — удивился Фоменко.
— Батушанскому скажите, зайду к нему завтра, — сказала Землячка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82