— Надолго, мать? — не удержался он от вопроса.— Как поживется, — неопределенно ответила Раиса. — Странников нет?Виктор Фролович поморщился:— Живет одна, прошлогодняя.— Не вздумай вместе поселить, — распорядилась Раиса.— Зачем же…Он повел их в дом, через комнату, где у окна сидела моложавая женщина с пухленькой девочкой на коленях. Возле них стояла рыженькая девушка.Таня догадалась: у окна — жена, а стоит — та, «прошлогодняя», как назвал ее Виктор Фролович.Обе бросили на вошедших любопытный взгляд, но хозяин тотчас провел прибывших в темный коридор, пошарил у стены, толкнул раздвижную дверь, и гостьи очутились в своем временном обиталище.Комната не комната, чулан не чулан. Нечто такое, где можно находиться и в то же время оставаться как бы не существующим для любого неосведомленного посетителя.Деревянная скамья, сложенная раскладушка и стул — вся обстановка их нового обиталища. Тане оно представилось унылой щелью, но Раисе, прятавшейся на своем веку в завалинках, в ящиках, в канавках и чуть ли не в печных трубах, жилище казалось вполне комфортабельным.Здесь-то и поселились инокиня и ее послушница.Большую часть времени они проводили в молитве, да еще время от времени Раиса вела с Таней душеспасительные беседы. Только странничество угодно богу, доказывала она, а жизнь обычная, какую ведет большинство людей, грозит погибелью…— А как же брат Виктор? — удивилась Таня. — У него дом, жена, дочка…— Так он видовой, — раздраженно ответила Раиса. — Какая ты беспонятная! Живет для прикрытия божьего дела.Таня изредка покидала отведенную им с Раисой конуру, выбегала во двор, даже бродила по огороду.Жену и дочку Виктора Фроловича видела ежедневно, а рыженькую девушку встретила еще лишь один раз. Появилась Раиса и так цыкнула на девушку, что та сразу точно растворилась в воздухе. Раиса утверждала, что всякий, кто готовится принять крещение, подобно Христу, должен сорок дней и ночей провести в одиночестве.Сама Раиса то совещалась о чем-то с Виктором Фроловичем, то куда-то исчезала, то что-то обозревала в огороде — не в пример своей подопечной вела деятельную беспокойную жизнь.Неожиданно она сообщила, что уезжает на несколько дней в Москву.Таня растерялась:— А я?— Молись да поменьше толкись на людях.Не хотелось Тане оставаться под присмотром Виктора Фроловича, но он почти не обращал на нее внимания, разве только кормил получше, чем при Раисе: то каши даст с маслом, то сахару с хлебом и кипятком.Раиса вернулась через два дня в необычно хорошем настроении.— Теперь скоро, — сказала она.— Что скоро? — спросила Таня.— Вознесешься на крыльях благодати к престолу господа, — загадочно ответила мать Раиса.Встали до света. Сонная Раиса толкнула Таню ногой. Старуха спала на широкой деревянной лавке, прямо на доске, без подушки — «инокиня я, а видишь, как изнуряю плоть». Таня рядом, на раскладушке, тоже ничем не застланной. Таня вскочила. Раисе еще дремалось, не хотелось вставать. Минуту нежилась, встала и тут же принялась отбивать поклоны. Таня догадалась: сама на себя наложила епитимью. Таня молчала, ждала приказания. Раиса оглянулась:— Чего пнем стоишь?…Таня опустилась на колени.— Господи… господи… помилуй мя…Они долго кланялись перед иконой. Внезапно Раиса встала. Сегодня она была в каком-то приподнятом состоянии.— Пора.— Что пора? — невольно спросила Таня.— Молись, молись, — рассердилась старуха. — Много будешь знать, скоро состаришься.Тане вдруг стало весело.— Скорей инокиней стану…— Охальница! Наказать бы, да день больно уж посвященный…Сдула с Тани веселье.Вышли во двор. Восток занимался зарей — рыжей, желтой, тревожной, точно небо подпалили понизу спичкой. По двору шел Виктор Фролович, нес от ворот ведро с водой. Не опуская ведра, поклонился Раисе.— Благослови, матушка.— Господь с тобой. Откуда носишь?— Из колонки.— А где у тебя дождевая?— В бочке.— Пора, — сказала Раиса.— Слушаю, матушка. — Виктор Фролович обернулся. — Только придется пособить.Раиса засеменила в огород.На краю огорода, за грядкой с картошкой, в тени ракитовых кустов — яма, на дне темнеет бурая стоячая вода. Таня еще в день приезда, бродя по огороду, наткнулась на яму. Подумала — для полива.Раиса остановилась перед ямой.— Бочку у сарая видела? — спросила она. — Придется перетаскать воду.Тут Таня поняла, что значит «пора», и ей стало страшно. Не радостно, а страшно, вопреки тому, чему учила Раиса. Сегодня ее будут крестить… Что-то сдавило ей горло.— Видела, — покорно шепнула Таня.— Это тебе урок. — Раиса пальцем ткнула девушку в бок. — Исполняй.Таня принялась перетаскивать воду.Вода точно уходила под землю, яма была какая-то проваленная. Урок Таня выполнила только к полудню.— Теперь иди молись, — наказала Раиса. — Обеда тебе сегодня не положено, готовься.Таня ушла в каморку, встала на колени, твердила молитвы. Голова кружилась, есть не хотелось, непонятная слабость разлилась в теле, казалось, будто она уходит от самой себя.Вспомнилось все, что недавно было ее жизнью: Москва, мать, школа и… Нет, нет, больше никого не хотела она вспоминать. Все ушло, ушло и никогда не вернется.Неслышно вошла Раиса.— Молись, молись, не мечтай, — привычно пробормотала инокиня и сняла с полки «Цветник нравственный», свою любимую книгу. — Крещена ты все-таки или нет? — в который уже раз осведомилась Раиса и принялась разъяснять своей подопечной значение предстоящего обряда: — Впрочем… Агаряне своих детей во младенчестве крестили у православных священников, но благодать крещения принимали за волхование, не с правым разумом принимали крещение детей, и святые соборы постановили обращенных крестить снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52