Называет себя верующей, хотя с богом у нее своеобразные отношения. Она обращается с богом примерно так, как африканцы обращаются со своими божками: все хорошо — идола мажут маслом и ставят на почетное место, а если плохо и молитвы не помогают — хозяин поворачивает божка спиной кверху и задает ему порку. Мать обращается к богу, когда ей надо на что-то пожаловаться или чего-то попросить, она разговаривает с богом, как жена с мужем: дай то-то или купи то-то, хотя бог обычно ведет себя как скупой и равнодушный супруг: ничего не обещает и ничего не дарит. Сохранять ему верность помогает привычка. Лучше безвредный бог, чем новые непроверенные Друзья.Однако бог-то бог, но от бога ничего не услышишь, а мать может и посоветовать, и поддержать.— Меня обманули, — осмелев, говорит Таня и опускает голову.— Как это обманули?— Ну… Один мальчик. Из нашей школы… — произносит Таня шепотом. — Думала, любит, а он…— А он?Точно стекло разбилось. Таня поднимает голову, Мать бледнее, чем простыня на ее коленях.— Что с тобой, мамочка?— Что он тебе сделал?— Ничего.— Что он тебе сделал?— Да, право же, ничего.В голосе матери истерические нотки.— Что вы с ним делали?Голос матери дрожит.— Да ты что, мама?… Ну, разговаривали… Один раз… — Таня опять опускает голову. — Один раз… поцеловал он меня.Лицо матери багровеет.— Дрянь! — произносит она негромко, но выразительно. — Я тебя растила, берегла, а ты… Я найду на тебя управу! В школу пойду! Пусть узнают, какая ты! Пусть обоих пристыдят…— Мама!— Теперь мама, да? Я и учителей пристыжу… Смотрят они за вами!— Мамочка!— Уйди! Уйди от меня! А то опять заработаешь! Видеть тебя сейчас не могу!Таня знала: румянец на щеках матери — признак гнева. Лучше уйти.Вышла в коридор, прижалась лицом к стене, заплакала. Неужели мать в самом деле пойдет в школу… Страшно подумать!— Ты что, Танечка?Душевная женщина Прасковья Семеновна. Ни с кем никогда не ссорится. Достатки ее невелики — работает санитаркой в больнице, а всем готова помочь.— Мать, что ли, обидела?Обнимает Таню за плечи и ведет к себе.Вся комната у нее загромождена ящичками, коробочками и футлярами из-под каких-то загадочных вещей.— Садись, милок, на кровать. Дать тебе апельсин? Меня один больной угостил.Говорит, как водичка льется, утешительно журчит голосок.— Мать, что ли, обидела? — переспрашивает Прасковья Семеновна.— Да нет, просто так. Неприятности.— А ты перекрестись, — советует Прасковья Семеновна. — Сразу полегчает.Таня улыбается и крестится, больше в угоду доброй Прасковье Семеновне.— Вот и хорошо…Прасковья Семеновна облегченно вздыхает.— Не с кем посоветоваться, — жалуется Таня. — К маме не подступиться…— А ты с учителями.— Что вы!— Или с подругами.— Не могу.— И правда, какой от них толк, такие же девчонки… — Добрая женщина задумывается. — Хочешь, сведу к одному человеку? Большого ума мужчина. К нему многие ходят. И поприветит, и присоветует…— Кто это?— Духовник мой. Отец Николай. Я к нему шестой год хожу к исповеди, всем священникам священник — простой, добрый, уважительный…— А мне он зачем?— Ты послушай пойди, это не театр, денег он с людей не берет…Мать тоже советует сходить в церковь. Но о чем можно говорить со священником?А Прасковья Семеновна все журчит и журчит:— Ни о чем я тебя не спрашиваю, мне, старой дуре, не разобраться, а этот и просветит, и наставит…Журчит, журчит, и Таня начинает думать, что она ничего не потеряет, отчего бы и не пойти, может, она и говорить с этим отцом Николаем не станет, а вдруг впрямь умный человек, сумеет утешить…— Хорошо, — соглашается Таня.— Ах ты голубка моя! — восклицает Прасковья Семеновна. — Это бог наставил тебя! УТВЕРЖДЕНИЕ В ВЕРЕ Уговорились пойти в воскресенье. Не слишком рано, после двенадцати, когда отойдет обедня. Прасковья Семеновна заранее условилась со священником.Шли быстро, будто на работу. Свернули в подъезд старого многоэтажного дома.— Разве не в церковь?— Зачем? Поговоришь на спокое, без лишних глаз…Дверь им открыла пожилая женщина, почти старушка. Кивнула Прасковье Семеновне, знала, должно быть, о посещении, повела за собой.Таня шепотом спросила Прасковью Семеновну:— Жена?— Сестра.Таня не очень-то рассматривает комнату. Все ее внимание поглощено человеком, к которому они пришли. Умный или так себе? Добрый или только притворяется добрым? Старенький и простой. Это увидела сразу. Чем-то похож на доктора, который лечил ее, когда она болела корью, и чем-то не похожий ни на кого.Прасковья Семеновна подошла под благословение.— Благословите, батюшка.Он наскоро ее перекрестил и торопливо отдернул руку, точно стеснялся Тани.— С чем пожаловали?Указал посетительницам на стулья.— Да вот, привела к вам девушку.— На предмет чего?— Для назидания.Отец Николай усмехается:— В каком же назидании нуждается… Вас как зовут?— Таня.Таня не выдерживает:— Вот мне говорят: молись, молись, а я даже не знаю…— Есть ли бог?Отец Николай угадал. Этот вопрос часто задают, и он неизменно отвечает — есть. Но когда речь заходила о доказательствах, отец Николай не столько прибегал к доводам рассудка, сколько обращался к чувствам собеседника.Он и на этот раз не пытался ответить, указал Тане на кресло, подал ей книжку:— Почитайте. Евангелие. Не торопитесь. Поразмыслите. И о нем, и о себе…Раскрыл книжку, отошел. Вполголоса говорил с Прасковьей Семеновной. Потом голоса смолкли. Таня выглянула из-за спинки кресла — никого. Ее оставили одну.Священник раскрыл перед ней Евангелие от Матфея. «От Матфея святое благовествование». Главу, где повествуется о мучениях и казни Христа. Таня принялась читать. Поначалу медленно, отвлекаясь мыслями к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52