— Я это знаю.— Откуда?— Я знаю своих родителей. Знаю отца, знаю мать, у меня нет сомнений в их порядочности.— Сомневаются, когда не верят. Тайна рождения известна только отцу и матери, да и то не всегда. А уж самому ребенку не известна никак. Он не знает, но верит.— Чего же стоит вера, которая все подвергает сомнению?— Наоборот, вера исключает сомнения.— Сомнения исключают знание.— Знание и вера сосуществуют, но знание ограниченно, а вера бесконечна…Они отвлеклись от непосредственной темы разговора.— Я не философ, но в школе нас знакомили с историческим материализмом. Бесконечен мир и бесконечно познание мира, а вы все то, что еще не познано, называете верой.Однако Николай Ильич уклоняется от спора.— О вере нельзя спорить. Знание рационально, а вера скорее область чувственного, вера иррациональна, она ближе к искусству. Вот вы слушаете музыку, она волнует вас, но разве вы сможете объяснить, почему она вас волнует?— Какая же музыка волновала Таню?— Она искала утешения.— В чем?— Таня мне не исповедовалась, а если бы исповедовалась, я бы не сказал. Священники дают обет не нарушать тайну исповеди.— И нарушают.— Дурные пастыри. — Он сказал это убежденно, с чувством собственного превосходства. — В человеке сильна потребность открыться… Кому? Люди легко осуждают и с трудом прощают. Один бог все поймет и простит. А священник лишь посредник между человеком и богом.— Так какого же утешения искала Таня?— Хотела утвердить свою веру в того, в ком мы находим спасение.— И вы утвердили?— По мере своих сил…Нет, он не притворяется… Перед Юрой, кажется, действительно верующий священник.Вот она — вторая тайна, на которую намекала Таня! Оказывается, она ходила в церковь, встречалась с попами. Вот на чем зиждилась ее дружба с Прасковьей Семеновной!Тут в комнате появилась женщина. В сереньком платье, невысокого роста, с тронутыми сединой волосами.Кивком головы поздоровалась с посетителем, вопросительно взглянула на Николая Ильича.— Ты бы, Катенька, собрала нам чайку, — попросил тот. — Молодой человек не откажется.Юра отказался.— Собери, собери…Она вышла.— Без нее я бы пропал, — доверительно признался Николай Ильич.— Жена? — утвердительно спросил Юра.— Сестра, — поправил Николай Ильич.Тут Катенька очень кстати принесла стаканы с чаем, а Николай Ильич вернулся к тому, что непосредственно интересовало посетителя.— Так что же хотите вы от меня?— Таня ничего не говорила вам о своих намерениях?— Советовалась, не уйти ли ей в монастырь.— Разве сейчас есть монастыри?— Есть. Но… Вероятно, вы учили. В старину монастыри были и политическими и экономическими организациями. А в наши дни… Как говорится, изжили себя.— И вы посоветовали?— Отговаривал.— Неужели Таня в монастыре?— Не думаю. Но постараюсь узнать. Зайдите ко мне через недельку.И Юра поверил, что Николай Ильич в самом деле постарается узнать.— Спасибо. — Он вдруг спохватился, что так и не назвал себя. — Вы так и не поинтересовались, кто я.— А зачем? Я не любопытен, а вы не нашли нужным представиться… — мягко ответил Николай Ильич. — Может быть, вы желаете сохранить свой визит в тайне.— Нет, почему же, — запальчиво возразил Юра. — У меня нет причин скрывать свой визит. Меня зовут Юрий, Юрий Зарубин, мы с Таней учились в одном классе. ЗА ЧАШКОЙ ЧАЯ Юра терпеливо выждал неделю.Сделает что-нибудь или не сделает, раздумывал он об обещании священника. Узнает или не узнает? Священнослужители любят обещать то, что они просто не в силах дать, — такова уж их профессия. Они как страховые агенты, проценты собирают со всех, а вознаграждение получают немногие.Он выбрал для посещения субботу, по вечерам в субботу обычно все дома.Дважды нажал кнопку звонка. Никто не появился Юра позвонил еще раз. Безмолвие. Тогда Юра решил узнать, где Успенские. Позвоню-ка я Ципельзону, решил он. Раз, раз, раз… Пять звонков! Пожалуйте-ка хоть вы сюда, неизвестный гражданин Ципельзон!И тот пожаловал.— Вам кого?С пунцовым мясистым носом, с обвислыми синими губами, с ушами, из которых торчат пучки рыжих волос, в модном грубошерстном зеленом пиджаке… Он довольно-таки сердитый, этот Ципельзон, который любит, чтоб ему звонили пять раз!— Простите за беспокойство, я к Успенским. Но у них…Ципельзон разглядывает Юру с доброжелательным любопытством.— Заходите и проходите.— Но я не знаю…— Вы поняли, молодой человек? Проходите. У них не заперто.— А откуда вам известно, что я не вор?Ципельзон с состраданием посмотрел на юношу:— Молодой человек! Еще не народился бандит, который вздумает обокрасть святого.— А разве Успенский святой?— Высшего ранга! Ни разу еще не поспорил ни с одним из жильцов. Ни из-за газа, ни из-за электричества. Уберет за вами ванную и сделает вид, что даже туда не заходил. Вызовет врача, а потом за свой счет купит вам медикаментов. Человек будущего общества, хотя и отсталых взглядов!Юра добрался до знакомой двери. Действительно, не заперто. Горит лампа. Никого. Стол сервирован к чаю. Должно быть, Катенька заранее все приготовила. Кресло Николая Ильича со вмятиной на спинке от головы. Буфет с книгами. Что он читает, этот поп? Русские классики: Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов. Философы: Соловьев и Розанов, Шопенгауэр и Ницше. Гм! Ленин, Энгельс… С таким держи ухо востро!Юра осторожно опустился в кресло хозяина. Не так чтобы очень мягко. От обивки пахнет чем-то затхлым…Первой явилась Катенька.— Сидите, сидите. Коленька скоро придет. Он в церкви, служит всенощную.Непонятно это Юре. С одной стороны Толстой и Энгельс, с другой — наряжается в ризу, размахивает кадилом и уверяет, что так оно и должно быть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52