Дьячок Беневоленский раздувает кадило.— Давай, давай, — торопит жених.Беневоленский протягивает Славушке венцы из цветной фольги.— Держите!Славушка, оказывается, шафер!— Во имя отца и сына… — скороговоркой произносит отец Михаил. — Набегут бабы, не оберешься шума… И святаго духа… Вячеслав Николаевич, прямее держите венцы над головами!Он ведет жениха и невесту вокруг аналоя, Славушка держит в вытянутых руках венцы, похожие на бутафорские короны.Смешной обряд… Венчались как воровали.Отец Михаил делает в книге запись, сует ручку мальчику.— Распишитесь свидетелем…Перо рвет бумагу.— Поаккуратней!Павел Федорович сует дьячку деньги.— С законным браком, — поздравляет отец Михаил.— А вам, отец Михаил, попозже пришлю, натурой с Федосеем…— Если возможно, мяса, — просит отец Михаил. — Мукой я обеспечен.Беневоленский наклоняется к Славушке:— Что вы наделали, Вячеслав Николаевич?! За смертью Павла Федоровича наследники Федор Федорович с вашей маменькой, а теперь все уплывет…На кухне накрывают стол.— Садитесь, — приказал Павел Федорович вернувшимся с хутора Пете и Федосею и опять — Славушке: — Позови мать.Вера Васильевна улыбается сыну.— Поженились?— Мам, говорят, теперь все наше будет уже не наше.— А оно и так не наше.— Тебя зовут…Славушка заглянул к Прасковье Егоровне. Она по-прежнему сидела на стуле. Расползшаяся, неподвижная. Резкая складка перекосила губы. Глаза закрыты.А в кухне Павел Федорович приглашает за стол даже Надежду, подает жене нож.— Режь, хозяйка… — Взглянул на Надежду. — Принесла бы, что ли, по такому случаю сливочек…Надежда сорвалась, вернулась с крынкой, подала хозяину, он аккуратно разлил по стаканам.— Горько, — сказал сам себе, обтер губы ладонью, чмокнул жену в щеку. — Ешьте. — Опять кивнул Надежде. — Отнеси мамаше пирожка, хотя седни, может, даже откажется. И молочка. Да не сливок, а молочка, за сливки бы она не похвалила! 15 Солнце наполняло просторную комнату. Все стало в ней золотым, и высокие шкафы красного дерева, и стекла, и кресла, обитые грязным оранжевым штофом, и тусклый коричневый деревянный потолок, и стертый паркет, и даже тени от сиреневых кустов, отраженные в стенках шкафов.Мальчик жадничал: находясь в такой солнечности, ему мало одной книги, даже самой замечательной, он снимал с полок то одну, то другую. Все мало. Вольтер, Франс, Теккерей, и вдруг стихи Антиоха Кантемира, просто невозможные стихи, — подавиться можно! — и стихи всяких декадентов, Бальмонт, Брюсов, Белый, Бодлер, Блок, и — «Великий розенкрейцер» Владимира Соловьева. Все умещалось в детской голове и раскладывалось что в дальний ящик, что в ближний, все для того, чтобы действовать, бороться, жить.Он сидит в кресле, обложенный книгами, погруженный в приключения и стихи, в красоту и несуразицу разбросанных по подоконнику томов, и не замечал Андриевского, тот писал за ломберным столиком, сочинял речь, которую, если бы удалось наступление Деникина, если бы власть пролетариата была свергнута, если бы образовалась демократическая республика, если бы выбрали его в депутаты, — он произнес бы с трибуны парламента: «Господа! Тирания торжествующего хама низвергнута! Институты демократических свобод…»Но тут в библиотеку в лице Быстрова вошел торжествующий хам, и Андриевский даже привстал.— Степан Кузьмич… Рад!Андриевский искренен, как все увлекающиеся люди, он тотчас забыл, чем только что занимался.А Быстров пытливо взглянул на Славушку:— Все читаешь? Много проводишь здесь времени?— Да не так чтобы…Андриевскому:— Вы этого паренька оставьте!В глазах Андриевского мелькнула усмешка.— Как вас понимать?— А так! Подсовываете всякие книжечки, отравляете мозги…Он посмотрел на книги.— Об чем это?— Разное. Стихи, — ответил Славушка.— Бальмонт. Блок… Все иностранцы. Белый… В самом деле белый или просто так? «Великий розенкрейцер»… А это с чем едят?Андриевский повел головой в сторону мальчика.— Его собственный выбор.— Нет, вы уж его оставьте, — строго сказал Быстров. — Понятно?— А меня нечего оставлять, — возразил Славушка. — Я сам знаю, что читать.— Ох ты!…Но сказал это Быстров даже одобрительно.— Просто он сюда приходит чаще других, — объяснил Андриевский. — А книжки выбирает сам.— У нас на него другие виды, — веско сказал Быстров. — Сейчас не до стихов.Славушка заинтересованно взглянул на Быстрова, а Андриевский прямо спросил:— Какие же это у вас на него виды?— Хлопчик нужен для революции, а не для стихов, — сказал Быстров. — Понятно? Во всем мире молодежь объединяется в Коммунистический Интернационал.— Мне вас не учить, только революция — дело мрачное, при чем тут дети?Быстров нахмурился, исподлобья поглядел на Андриевского.— Кому мрачное, а кому светлое, — твердо возразил он. — Вы в церкви бываете?— При чем тут церковь?— При том. Евангелие слушали?— Предположим. Даже читал.— Вы вот умный человек, образованный, словечка не скажете в простоте, а ребята не научились врать. Захотят, да не сумеют. — Быстров не смотрел на Славушку, но подразумевалось, что имеет в виду и его. — Слышали: устами младенцев глаголет истина?— Смотря какая!— А двух истин не бывает.— Ошибаетесь, Степан Кузьмич, у каждого человека своя правда.— Ну уж нет! Конечно, относиться к правде можно по-разному, можно и неправду назвать правдой, но правда одна: черное — черное, а белое — белое.— И вы хотите построить новое общество с помощью этих подростков?— Вы же не хотите строить? Да оно вам и не нужно! И строить новое общество будут они для себя. Не столько я с их помощью, сколько они с моей.— Это не плеоназм?— Чего?— То же самое, повторенное иными словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239