— С тобой!?
Они опять остановились.
— Генри, — произнесла Дина, — давай попросим их объявить перемирие до конца спектакля.
— Но нам надо встречаться, как сейчас. Наедине.
— Я умру, если мы не сможем. Но в то же время мне кажется, что если мы пообещаем подождать до этого срока, папа начнёт все понимать. Мы будем встречаться на репетициях и не скроем ни от кого, что влюблены, но я пообещаю ему, что не стану видеться с тобой наедине. Это будет.., очень достойно. Понимаешь, Генри?
— Кажется, да, — неохотно согласился Генри.
— Эти ненавистные женщины ничего не смогут сказать.
— Им всегда будет что сказать, дорогая.
— Прошу тебя, Генри.
— О, Дина.
— Пожалуйста.
— Хорошо. Но просто невыносимо, что Элеонора смогла нам все испортить.
— Невыносимо, Генри.
— Она — ничтожество. Дина покачала головой.
— В то же время, — сказала она, — она наш лютый враг. Действует украдкой и при этом до краёв наполнена ядом. И если у неё получится, она добавит несколько ядовитых капель в чашу с нашим с тобой счастьем.
— Я этого не допущу, — заявил Генри.
Глава 6
РЕПЕТИЦИЯ
Репетиции проходили отвратительно. Как Дина ни старалась, она не могла добиться от всей этой компании нормальной работы. Во-первых, за исключением Селии Росс и Генри, никто не учил своих ролей. Доктор Темплетт даже гордился этим. Он все время рассказывал о своём опыте участия в любительских спектаклях в студенческие годы.
— Я никогда не знал, что скажу дальше, — радостно говорил он. — Я мог сказать все что угодно. Но спектакли проходили отлично. Немного наглости никогда не помешает. Одной-двумя шутками можно обмануть целый зал. Самое главное — не нервничать.
Сам он абсолютно не нервничал. Он произносил те реплики своей роли французского посла, какие помнил, высоким, пронзительным голосом, постоянно гримасничал, размахивал руками и ни минуты не стоял на месте.
— Я выдаю все экспромтом, — говорил доктор Темплетт. — Просто удивительно, какая с тобой происходит перемена, когда ты в гриме и в этом забавном костюме. Я никогда не знаю, где я должен быть. На сцене сохранять хладнокровие невозможно.
— Но, доктор Темплетт, вы должны постараться, — жалобно упрашивала Дина. — Как же мы сможем правильно рассчитать время и позиции, если на одной репетиции вам подсказывают, а на другой вы сами смотрите в текст?
— Не волнуйся, Дина, — отвечал доктор Темплетт. — Все будет отлично. Эта будет.., как эта называться?.. Так, так, очаровательный.
Даже не на сцене он постоянно говорил на ломаном английском, и когда запас реплик иссякал, что происходило довольно часто, он принимался за своё “как эта называться?”.
— Если я забуду свои слова, — сказал он ректору, который суфлировал, — я просто подойду поближе к вам, спрошу: “Как эта называться?” — и вы сразу все поймёте.
У них с Селией была раздражающая манера опаздывать на репетиции. По-видимому, большой палец на ноге самого младшего из Каинов ещё требовал наблюдения доктора Темплетта, и он объяснял, что повстречал миссис Росс, возвращаясь из Клаудифолда на репетицию. Они входили с благодушными улыбками на лицах на полчаса позже, в то время как Дина читала их роли и исполняла свою. Иногда она просила своего отца читать их реплики, но ректор делал это так тщательно и медленно, что среди остальных участников спектакля возникала путаница.
Мисс Кампанула также доставляла очень много беспокойства. Она отказывалась расстаться со своим отпечатанным текстом, постоянно носила его с собой и во время предшествующего диалога вполголоса читала свои реплики. Из-за этого голоса остальных актёров звучали на фоне её довольно утомительного бормотания. Когда подходила её очередь, в очень редких случаях она начинала произносить свои слова без предварительного “О, теперь я”. Она отбарабанивала свои строчки безо всякой интонации, не обращая никакого внимания на смысл, и все время говорила Дине, что хочет услышать все критические замечания, но любые предложения воспринимала с видом надменного величия, и в её поведении на сцене не наблюдалось ни малейших изменений. Но хуже всего было то, что мисс Кампанула постоянно стремилась к созданию образа, производя различные неумелые, неуклюжие движения, значение которых и сама едва ли могла бы объяснить.
Она постоянно переминалась с ноги на ногу, что делало её очень похожей на пингвина, бродила по сцене и строила гримасы, приводившие всех остальных в замешательство. Вдобавок ко всему у неё начался страшный насморк, и все репетиции сопровождало её хлюпанье.
Джоуслин представлял собой тип актёра-любителя, который учит роль с помощью суфлёра. В отличие от мисс Кампанула, у него в руках вообще не было текста, так как текст был безвозвратно утерян им сразу же после первой репетиции. Эсквайр говорил, что это не страшно, что он уже выучил свою роль. Но это была не правда. Он едва ли составил себе о ней самое общее представление. Когда он произносил свои реплики, это напоминало Дине церковную службу, так как эсквайр был вынужден повторять каждую свою фразу после ректора, как отклик. Однако, несмотря на этот недостаток, у эсквайра было инстинктивное театральное чувство. Он не ёрзал и не жестикулировал, чем выигрывал на фоне доктора Темплетта, который носился по сцене, как оса.
Мисс Прентайс также не знала своей роли, но она была искусной обманщицей. В одной сцене спектакля ей приходилось довольно долго держать перед собой раскрытую газету. Дина обнаружила, что мисс Прентайс приколола несколько листочков со своими репликами на “Тайме”. Другие листочки мисс Прентайс разложила по всей сцене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96