Миновав торчащие как клыки, кораллы, корабль вышел в открытое море.
Аллейн воспользовался этой заминкой, чтобы исчезнуть; поспешно прошагав на корму, он вскарабкался по трапу на шлюпочную палубу. Там не было ни души — пассажиры, ещё не успев сменить одежду, в которой высаживались на остров, толпились на главной палубе. Задумчиво набив трубку, Аллейн кинул взгляд в сторону Фиджи. Да, там было приятно. Удивительно мирно и уютно.
— О, черт! — послышалось вдруг сверху. — Проклятье! Вот дьявольщина!
Аллейн испуганно задрал голову. На одной из покрытых брезентом шлюпок сидела женщина. Аллейну показалось, что она пытается проткнуть какой-то предмет. В следующую секунду женщина встала и выпрямилась. Аллейн увидел, что она одета в чудовищно замызганные фланелевые брючки и короткий рабочий халат мышиного цвета. В руке у неё Аллейн разглядел длинную кисть. Лицо незнакомки украшало здоровенное пятно зеленой краски, а коротко подстриженные волосы торчали, как караульная рота — похоже, что хозяйка в сердцах запустила в них пятерню, безжалостно зачесав непослушные пряди наверх. Женщина была худенькая и темноволосая. Она перебралась на нос шлюпки и Аллейну представилась возможность рассмотреть, чем она занималась. Маленький холст был пристроен к крышке настежь распахнутого ящичка для красок. У Аллейна перехватило дыхание. Как будто кто-то подсмотрел у него в мозгу столь тщательно запомненный причал в Суве и воплотил на холсте. Яркий пейзаж с поразительной, невероятной живостью передавал даже самое дыхание запечатлённой сцены. Картина была написана решительными, немного нервными мазками. Голубовато-розовые и ярко-зеленые тона сочетались в ней с удивительно естественной гармонией, как слова тщательно составленной фразы. Несмотря на видимую простоту, Аллейн был потрясён — скорее даже выплеском чувств, чем отражением зрительного восприятия.
Художница, зажав во рту незажженную сигарету, окинула своё творение придирчивым взглядом. Порылась в кармане, выудила носовой платок, служивший тряпочкой для стирания, и снова запустила пятерню в волосы.
— Что за чертовщина! — процедила она и вынула изо рта сигарету.
— Спичка нужна? — спросил Аллейн.
Художница вздрогнула, пошатнулась и неловко села.
— И долго вы уже здесь торчите? — нелюбезным тоном осведомилась она.
— Нет, я только что подошёл. Я… вовсе не подглядывал. Могу я поднести вам огоньку?
— О, ну спасибо. Бросьте мне коробок, пожалуйста. — Она закурила, глядя на Аллейна поверх изящных тонких рук, затем снова повернулась к своему пейзажу.
— Изумительная картина, — невольно вырвалось у Аллейна.
Женщина вздёрнула тонкое плечико, словно голос Аллейна проткнул ей барабанную перепонку, что-то невнятно пробурчала и вернулась к работе. Взяла палитру и принялась размазывать ножичком тонкий слой краски.
— Надеюсь, вы не собираетесь что-нибудь менять? — не сдержался Аллейн.
Художница обернулась и недоуменно уставилась на него.
— А почему бы и нет?
— Потому что это уже — совершенное творение. Вы… повредите ему… О, простите! — спохватился Аллейн. — Жуткая бесцеремонность с моей стороны, я понимаю. Извините, Бога ради.
— Да бросьте вы, — нетерпеливо отмахнулась незнакомка и, запрокинув назад голову, вгляделась в картину.
— Мне просто показалось… — неуклюже проблеял Аллейн.
— А вот мне показалось, — оборвала его художница, — что, вскарабкавшись на этот чертовски неудобный насест, я хоть чуточку смогу поработать в одиночестве.
— Сейчас поработаете, — заверил Аллейн, кланяясь её гордому профилю. Он попытался вспомнить, случалось ли ему хоть раз выслушивать подобные колкости от абсолютно незнакомого человека. Пожалуй, лишь несколько раз, причём — исключительно от личностей, которых ему приходилось допрашивать как офицеру Скотленд-Ярда. В тех случаях он всё равно стоял на своём. На сей же раз было совершенно очевидно, что ему не остаётся ничего иного, как извиниться и сгинуть. Уже дойдя до трапа, Аллейн обернулся.
— Если вы хоть что-то измените, даже самую малость, то станете преступницей, — твёрдо заявил он. — То, что вы создали — настоящий шедевр. Даже я это вижу, а я…
— … ни уха ни рыла в живописи не смыслю, но знаю, что мне это нравится, — свирепо закончила за него колючая незнакомка.
— Я собирался закончить фразу совсем другой банальностью, — миролюбиво произнёс Аллейн.
Впервые за все время художница удостоила его внимательным взглядом. Уголки её рта неожиданно вздёрнулись в очаровательной улыбке.
— Хорошо, — вздохнула она. — Что-то я веду себя чересчур сварливо. Настал мой черёд принести вам свои извинения. Я думала, что передо мной — самый обычный зевака-дилетант, который всем даёт поучительные советы.
— Боже упаси!
— Собственно говоря, я ничего особенного делать и не собиралась, — сказала она внезапно смущённым тоном, словно оправдываясь. — Вся загвоздка вот в этой фигуре на переднем плане — я слишком поздно про неё вспомнила. Я ведь начала работать всего за час до отплытия. Мне казалось, что в ней присутствовали голубовато-серые тона, но я точно не помню — где именно…
Она озабоченно замолчала.
— Конечно, присутствовали! — обрадованно воскликнул Аллейн. — Отражение воды на внутренней поверхности бёдер. Неужели не помните?
— Ей-богу! Точно — вы правы! — возбуждённо вскричала она. — Сейчас, подождите минутку.
Художница выбрала тонкую кисточку, провела по размазанной краске, на какое-то мгновение застыла, словно прицеливаясь, а потом аккуратно чиркнула по холсту.
— Вот так?
Аллейн ахнул.
— Совершенно идеально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13