С обеих сторон были выкрашенные известью стойла. А между ними широкие ворота, затененные ветвями авокадо, в которых пронзительно взвизгивали и верещали зеленые попугайчики. Комната располагалась в пристройке над конюшней, была она длинной и узкой, с низким темным потолком. Единственное окно в дальнем конце смотрело на улицу, на череду спускающихся к Великой Реке крыш. Мальчик-слуга зажег светильник с рыбьим жиром, поставил кувшин с горячей водой, отвернул одеяло, поправил валик и помедлил, явно не желая уходить.
– У меня нет мелких монет, – сказал Йама, – но завтра я тебе что-нибудь дам за твои хлопоты.
Мальчик подошел к двери, выглянул наружу, затем снова закрыл дверь и повернулся к Йаме.
– Я не знаю тебя, господин, – начал он, – но думаю, стоит тебе рассказать, иначе это будет на моей совести. Тебе нельзя оставаться здесь на ночь.
– Мои деньги не хуже, чем у всех. Я заплатил за комнату, оставил залог, – ответил Йама.
Парень кивнул. На нем была чистая, но штопаная рубашка и пара штанов. Он едва доставал Йаме до пояса и был очень тонок в кости; зачесанные назад черные волосы открывали узкое лицо с резкими, острыми чертами. Большие золотистые глаза слегка мерцали при свете ночника. Он продолжал:
– Я видел монету, которую ты оставил хозяину. Я не спрашиваю, где ты ее взял, но думаю, что на нее можно купить весь этот дом с потрохами. Мой хозяин – человек не плохой, но и не хороший. Понимаешь, многие и получше его соблазнились бы такой суммой.
– Я буду осторожен, – кивнул Йама, который на самом деле чувствовал только смертельную усталость и дремоту от выпитого пива.
– Если возникнет опасность, ты сможешь вылезти из окна на крышу, – сказал мальчик, – с той стороны растет виноград. Спуститься легко. Я сто раз это делал.
Мальчик ушел, а Йама запер дверь на засов и присел у окна, вглядываясь в череду крыш и поблескивающую под темнеющим небом реку. Его завораживали звуки ночного города: откуда-то издалека раздавался непрерывный грохот, гул миллионов людей, занятых своими делами, а совсем близко слышался крик разносчика, магнитофон играл модную балладу, кто-то размеренно и дробно стучал по железу, женщина громко звала с улицы ребенка. Йама проникся этим вечерним покоем и в то же время ясно ощутил, что вот он здесь, один, именно в этом месте и в этот момент, а впереди чудесной вуалью раскинулась вся его жизнь, полная самых потрясающих возможностей.
Он снял рубашку, вымыл лицо и руки, затем стянул башмаки и вымыл ноги. Соломенный матрац оказался бугристым, зато простыня свежей, а шерстяное одеяло чистым. Он подумал, что, наверное, комната принадлежит тому мальчику-слуге и потому он хотел, чтобы Йама ушел.
Йама решил лишь чуть-чуть отдохнуть, а потом встать и закрыть ставни, но когда он проснулся, была уже ночь. На пол упало пятно холодного света Галактики, над кроватью в стропилах что-то скреблось. Мышь или ящерица, сонно подумал Йама, но вдруг почувствовал, будто кто-то коснулся его разума, и сразу понял, что в комнату сквозь беспечно открытое им окно влетела машина.
Все еще в полусне Йама стал думать, правда ли, что машина его разбудила, и тут услышал за дверью металлическое клацанье. Он сел и потянулся к лампе. Кто-то налег на дверь, и Йама, еще до конца не проснувшись, спросил, кто стучит.
Со страшным треском дверь распахнулась, засов пролетел через всю комнату в угол. В проеме показался силуэт человека. Йама скатился на пол, потянулся к своему ранцу, а в это время что-то грохнуло о кровать. В воздух взлетела солома и щепки. Йама опять перекатился, волоча за собою ранец. Он вытащил нож, порезав руку, но даже не почувствовал этого. Кривое лезвие сияло бешеным синим светом, с кончика летели искры.
Человек у кровати – тень в голубом полумраке – резко обернулся. Он уже сокрушил раму кровати и в клочья искрошил своим длинным широким мечом матрас и одеяло. Йама швырнул в него кувшином с водой, человек успел пригнуться и произнес:
– Брось, парень. Может, я тебя и пощажу.
Йама заколебался, но тут незнакомец кинулся на него с неожиданным бешенством. Йама присел и услышал свист рассеченного воздуха над головой. Он рубанул ножом по ногам незнакомца, и тот отступил. Нож загудел, холод пронзил мышцы руки.
– Ты дерешься, как женщина, – крикнул убийца. Свет от ножа отразился в чем-то блестящем у него на лице.
Тут он снова бросился в атаку, и Йама перестал думать. Действовать начали рефлексы, отточенные долгими часами тренировок в гимнастическом зале под руководством сержанта Родена. Нож Йамы лучше подходил для ближнего боя, чем длинный меч нападавшего, но у того было преимущество веса и дистанции. Йаме удалось парировать серию яростных выпадов. Фонтаны искр летели во все стороны при каждом ударе, но кисть его стала неметь, и тут длинное лезвие меча скользнуло по ножу Йамы и задело предплечье. Рана оказалась неглубокой, но сильно кровоточила, Йама почувствовал, что держит нож уже не так крепко.
Он швырнул стул под ноги убийцы, и пока тот расчищал дорогу, Йама сумел выскочить из угла, куда его загнал противник, но он все еще оставался между Йамой и дверью и через мгновение снова бросился в атаку, Йама оказался прижатым к стене. Из ножа полыхнул голубой свет, между Йамой и нападавшим возникло что-то белое, толщиной с кость, но убийца только захохотал:
– Я знаю этот трюк, – и сделал выпад ногой, ударив Йаму носком ботинка по локтю. Рука Йамы повисла, и он выронил нож. Фантом растаял с резким щелчком.
Убийца поднял меч для смертельного удара. На миг сцена застыла, как на картине, но вдруг он выдохнул, обдав Йаму запахом лука и перегара, и упал на колени, выронив меч и схватившись за ухо, затем шлепнулся лицом в доски пола прямо у ног Йамы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107