С удовольствием выпорола бы его! Я не южанка, но я до мозга костей белая!
— Мне еще меньше нравится, когда Элиот Хансен смотрит на тебя маслеными глазками и всячески норовит потрогать тебя! Борус — смелый человек, помимо всего прочего. Может быть, придет время, когда мы рады будем поселиться рядом с ним.
— Ты будешь рад. Но не я. Я там жить не буду!
— Вот как? Ну хорошо, я пойду прогуляюсь перед сном.
Он чувствовал смутное желание изменить своей деспотичной жене — как многие укрощенные молодые мужья, когда на них находит сомнение, когда им кажется, что в других, неизведанных, более жарких объятиях можно найти ответ на все недоумения и вопросы. Ему томительно хотелось позвонить по телефону Софи Конкорд.
И потому, проведя пять минут в одиночестве на холодной улице, он вернулся домой и до полуночи препирался с Вестл.

Наступил февраль, и пешеходы скользили на тротуарах, коварно припорошенных снежком. Машины буксовали и съезжали назад на крутых подъемах, и целый день в воздухе стоял раздражающий скрежет цепей.
В столице республики несколько южных сенаторов не дали остальным титанам даже поставить на голосование законопроект о запрещении владельцам предприятий отказывать людям в работе из-за цвета кожи.
Снова Форт Самтер подвергся обстрелу, а Крайний Юг снова отступил от Американской Конституции, и на этот раз еще больше нашлось на Севере твердолобых, оказавших ему поддержку. Новый Джефферсон Дэвис еще не появлялся, но южные идеалы получили точную формулировку, прозвучавшую как сигнал к вооруженному восстанию, — в словах старого аристократа-плантатора, мистера Дэвида Л.Кона, на любезно предоставленных ему страницах «Атлантик Мансли»:
«Есть среди белых и негров такие, которые хотели бы правительственным указом отменить сегрегацию на Юге. Пусть остерегаются. Для меня нет сомнений, что в этом случае каждый белый южанин тотчас схватится за оружие и в стране заполыхает огонь гражданской войны».
Не было теперь Линкольна, чтобы призвать народ под ружье, и потому через восемьдесят пять лет после своего начала война между штатами закончилась победой Юга. И в маленьком промерзшем городке одного из северных штатов негру по имени Нийл Кингсблад грозила опасность лишиться работы, не из-за небрежности или неопытности, а лишь из-за цвета кожи — хотя кожа его вовсе не была черного цвета, и бог по-прежнему царствовал в небесах, и все вокруг было таинственно и непостижимо и полностью лишено какого-либо смысла.
42
— Учитывая историю англичан, французов, голландцев, испанцев и португальцев, количество путешествий, которые они совершали в экзотические области своих империй, и число прислужниц, которых они вывозили оттуда, учитывая походы мавров на юг в Африке, и на север в Европе, учитывая, наконец, воздействие теплых южных ночей на человеческую природу, можно высказать предположение, что в каждом «белом» жителе Европы и обеих Америк есть, вероятно, частицы «негритянской крови».
Так ораторствовал Клемент Брэзенстар, снова гостивший в Гранд-Рипаблик у Вулкейпов. Нийл очень рад был вновь увидеть его выразительную черную физиономию, но дерзкая теория Клема задела его за живое. Какой смысл в той сложной нравственной пытке, которую он для себя придумал, если можно доказать, что и Вестл, и Джон Уильям Пратт, и Уилбур Фердеринг, и Родней Олдвик — все такие же «цветные»?
Клем в этот вечер бросил еще несколько бомб.
Если в тех районах Юга, где цветное население составляет семьдесят — восемьдесят процентов, белые обеспокоены таким численным превосходством, у них есть отличный выход — помимо нарушения законов и превышения власти. Они могут воспользоваться той самой возможностью, которую столько раз великодушно указывали недовольным неграм: убраться вон.
Можно ожидать, что механизация сбора хлопка и применение культиваторов для рисовых посевов в ближайшие пятнадцать лет перегонят на Север четыре или пять миллионов сельскохозяйственных рабочих-негров. И правоверным северянам придется, пожалуй, задуматься над трудностями новой, Белой Проблемы.
Там, где негры, восстав, вступают в жестокие схватки с белыми лавочниками и полисменами, их жестокость прямо пропорциональна той жестокости, которую приходилось терпеть им самим. Таков древний биологический закон восстаний.
Предрассудки — ценнейшая наследственная прерогатива невежд; пусть семь величайших мудрецов мира, находясь в здравом уме и твердой памяти, битых семь часов доказывают, что негр типа Аша Дэвиса как избиратель и застольный собеседник ничем не хуже обыкновенного белого бутлегера, — настоящий южанин, а особенно южанка, выслушав до конца, вежливо улыбнется и скажет: «Вы, друзья, не знаете ниггеров, как я их знаю, и потом согласились бы вы, чтобы ваши семь дочек вышли замуж за негров?»
И Клем весело хохотал.

Нийлу пришлось уйти в полночь — час, когда в расовых спорах только-только разгораются страсти. У самого дома Вулкейпов он наткнулся на Уилбура Федеринга, прогуливавшегося с независимым видом.
Уилбур развязно окликнул его:
— Привет, Кингсблад! Хорошо провели вечерок? Вы, я вижу, вроде меня: тоже любите на месте изучать жизнь угнетенных чернокожих.
Так, значит, это от Уилбура исходили сведения Рода Олдвика об «Агитаторах»!
Нийл что-то буркнул в ответ и пошел своей дорогой.
На следующее утро в банке он увидел мистера Федеринга, оживленно беседующего с Эшиелом Денвером. Спустя некоторое время мистер Денвер вызвал его к себе.
— Нийл, я хотел бы, чтоб вы считались с желаниями мистера Пратта. Это достойнейший человек, человек образцовых нравственных правил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119