– Все наши замыслы, – рассуждал Каплинджер, – были шиты белыми нитками. Неудивительно, что Камачо решил, что Олбрайт раскусил это. Олбрайт был не дурак.
Ройс Каплинджер остановился в конце дорожки и посмотрел на облака, собиравшиеся над вершинами гор на западе. Он вздрогнул, когда что-то твердое уткнулось ему в спину.
Бабун тихо сказал ему на ухо:
– Вы слишком часто просчитывались, Каплинджер.
Не разобрав слов, но уловив что-то необычное в тоне, Джейк Графтон повернулся с изумленным выражением лица.
Лейтенант положил руку на плечо Каплинджера и развернул его боком, так, что министр оказался между ним и Графтоном.
– Не двигайтесь, капитан. Клянусь, я пристрелю его, если придется.
– Что…
– Именно так, Каплинджер, – прошипел Бабун ему в ухо. – Я нажму на курок и выпущу из вас мозги. На сей раз будет не Матильда Джексон, и не Рита Моравиа, и не Луис Камачо. На сей раз будете вы! Вы думали, что все рассчитали, да? «Минотавр»! Вы ошиблись! Решение принято. Настало время умереть вам.
Министр обернулся к нему:
– Но послушайте…
Бабун изо всех сил выкрутил руку Каллинджеру.
– Решение принято! Они решили. Для вас все кончено.
– Пожалуйста, послушайте… – взмолился министр, а Джейк тем временем с разгневанным видом направился к ним.
– Таркингтон!
– Пока, сволочь! – Бабун отошел в сторону и подняв руку, направив ее на лицо Каплинджера.
– Бах, – сказал он и выронил трубку из кочерыжки. Каплинджер ошеломленно озирался.
– Таркингтон, – тихо произнес Джейк угрожающим тоном.
Бабун сошел с дорожки. Он споткнулся, выругался и направился дальше. Он не оглядывался.
Каплинджер опустился на гравий. Он уронил голову на колени. Потом прошептал:
– Я действительно… действительно считал…
– Его жена…
– Знаете, он прав. – Джейк обернулся и посмотрел в конец длинной, ровной подъездной дорожки. Таркингтон все еще шагал, высоко подняв голову. – Да, прав.
– Уезжайте. Заберите его с собой. Уезжайте.
– С вами все в порядке?
– Да. Только уезжайте.
Джейк завел машину, развернулся и покатил по дорожке. Он притормозил, догнав все еще шагавшего Бабуна.
– Садись.
Таркингтон не обратил на него внимания. Он прикусил губу.
– Садись в машину, лейтенант, не то я отдам тебя под трибунал, и да поможет мне Бог!
Таркингтон остановился и взглянул на Графтона, сидевшего за рулем. Немного подумав, он открыл пассажирскую дверцу и сел.
Тронувшись с места, Джейк выглянул в зеркало заднего вида. Перед громадным, обвитым плющом домом Каплинджер по-прежнему сидел на щебне, уткнувшись головой в колени.
Километров через пять Бабун вдруг спросил:
– Почему вы остались на флоте?
– Есть вещи, за которые стоит сражаться.
Бабун долго молчал, уставившись в окно. Наконец, произнес:
– Извините.
– Здесь все виновны. Мы рождаемся виновными, всю жизнь только и делаем, что извиняемся, и все равно виновными умираем. Виновны все парни, чьи имена написаны на Стене. И виновны те сволочи, которые послали их туда, а сами оставались дома; они до сих пор не чувствуют своей вины. Виновны двести тридцать ребят, убитых в Ливане одной бомбой. Из-за одного сукиного сына, который не дал часовому зарядить винтовку. Мы все виновны за всех них. Забудь об этом, – добавил Джейк.
– Я чуть не убил этого гада.
– От этого никому не стало бы лучше.
– Видимо, не стало бы.
Глава 31
Риту выписали из госпиталя в ноябре. Она надела шейный корсет и синюю форму, которую Бабун принес из химчистки. Они вышли из ворот в полдень.
– Куда, красавица?
– Прямо в парикмахерскую, Джеймс. Пусть меня постригут, помоют голову и завьют. А потом домой, в постель.
Она очень устала, когда он привез ее домой. После дневного сна она медленно расхаживала по квартире, глядя на то, трогая это. Забежала поболтать Гарриет. В девять, когда Рита явно выдохлась, подруга ушла.
В пятницу Рита потребовала, чтобы Бабун отвез ее на службу. Вся группа выстроилась у ее стола, чтобы поздравить с возвращением. Она весело, с искренней радостью разговаривала с каждым, заразительно смеялась. Рита светилась, воплощая собой надежду, волю к жизни. Но к полудню она устала, и Бабун отвез ее домой, потом вернулся в отдел один.
Утро субботы выдалось ясным и прохладным.
– Как ты сегодня? – осведомился Бабун, помогая ей надевать корсет.
– Хорошо. Только днем надо будет вздремнуть.
– Хочешь поехать в экспедицию? Ты там сможешь соснуть.
– Куда?
Он не ответил. Одевшись соответствующим образом, они спустились к машине, и Бабун вдруг заявил, что забыл кое-что наверху. Он поднялся на лифте на четвертый этаж и сделал несколько звонков, затем вышел сияющий.
Он поехал в крохотный гражданский аэропорт в Рестоне, упорно отказываясь отвечать на вопросы, поставил машину у маленького здания обеспечения полетов и открыл ей дверцу.
– Ласковым утром лучшей из зим в небе безбрежном мы полетим, – заявил он.
– Что-о? Бабун! Я не могу летать!
– Но я-то могу. Посмотришь, как у меня получается.
– Ты? Ты что, ходил на курсы?
– И получал пилотские права. В прошлую субботу. Мы теперь оба пилоты. – Он широко улыбнулся и ласково обнял ее.
Бабун отвел ее в здание и представил владельцу аэродрома, который развлекал Риту, пока Бабун готовил машину к полету и подгонял к входу, где заглушил двигатель. Это была «Сесна-172», белая с красной полосой, тянувшейся вдоль фюзеляжа до самого обтекателя винта. Бабун решил, что у самолетика вполне пристойный вид.
Рита стояла в дверях и наблюдала за ним. Он не мог удержаться и поклонился ей в пояс.
– Заходи, – расшаркался он. – Полетишь со мной.
Он помог ей забраться на правое сиденье, затем обошел вокруг машины и сел слева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161