– Отсюда. Прямо отсюда. – Вопрос был в том, откуда «Аэротек» получила ошибочные данные, которые были заложены в бракованные микросхемы? Эти данные, как утверждал адмирал Генри, взяты из компьютерной системы Пентагона, а последним туда вносил изменения Гарольд Стронг. Об этом еще днем сообщил Камачо. И ложные данные ввели в микросхемы на заводе «Аэротек».
– Да, Фрэнк, похоже, нам предстоит долгая ночка. Поезжай в здешнее отделение бюро и разбуди кого-нибудь из федеральной прокуратуры. Мне нужна санкция на обыск с правом изъятия всех командировочных, междугородных телефонных и финансовых счетов «Аэротек» и всех файлов с базами данных. Пока не получим санкцию, надо запереть эту лавочку и выставить охрану. Кто-то здесь владеет интересным секретом. Если найдем дымящееся ружье, будем знать, кто есть кто, и избавим себя от выслушивания потоков лжи.
– Вам придется поехать в прокуратуру и написать объяснительную.
– Да. – Он собирался позвонить Камачо домой. Несомненно, Луис Камачо сможет придумать правдоподобную историю для судьи.
* * *
Телефон зазвонил в два часа ночи, пробудив Камачо от глубокого сна. Слушая отчет Дрейфуса о сегодняшних находках, он, стараясь бесшумно двигаться по комнате, надел пижаму и шлепанцы. Когда Дрейфус закончил объяснение, Камачо приказал ему перезвонить через пять минут. Он спустился в кухню и выпил стакан молока, когда телефон снова зазвонил.
– Это опять Дрейфус, шеф. Что мне написать в объяснительной?
– Правду. Подозрение в незаконной продаже секретной оборонной информации. Никаких имен не называйте.
– Мне пока и некого называть.
– Только не надо мне этого говорить, паломник несчастный!
– Так вы не хотите, чтобы я называл Чада Джуди? Ладно, пусть будет Джон Доу, как обычно. Что еще?
– Будьте здоровы.
– Спокойной ночи, Луис.
* * *
В доме Олбрайта света не было. Камачо проверил это с заднего двора, подойдя к калитке. Была жаркая, душная ночь. Он недолго постоял у калитки.
Комары и москиты сразу же набросились на него. Камачо ругался, отбиваясь от них, пока не добрался до безопасной кухни и не закрыл на собой раздвижную стеклянную дверь.
Спать уже не хотелось. Он включил радиоприемник и покрутил ручку. На Западном побережье еще играли в бейсбол – «Балтимор» против «Окленда».
Одиннадцатый иннинг, сыграно три прохода.
Хосе Кансеко выходит на пластину. Комментатор прямо заливался от восторга.
Камачо порылся в буфете в поисках съестного. Неужели у нее не найдется там хотя бы крекеров? Или конфет? Не может быть, чтобы прожорливое шестнадцатилетнее чудовище не оставило ни крошки.
Он услышал стук и обернулся. Дверь кухни отодвигалась.
– А, Харлан. Заходите.
– Увидел у вас свет. Мне не спится. Чертов кондиционер сегодня сломался, а спать в такой духоте немыслимо.
– Лучше бы, конечно, ветерок.
– Ну и климат!
Кансеко берет первую подачу. Первый удар.
– Молока хотите?
– Да, было бы неплохо. А конфет у вас нет?
– Вот как раз ищу.
Ага, за банкой с мукой. Полпачки «Ньютонс», с инжиром. Он отнес их к столу, за которым сидел Олбрайт, вынул одну и попробовал.
– Слегка заплесневели, но есть можно.
По радио было слышно, как зрители на стадионе разом вздохнули. Мяч пошел свечой вверх, к ложе прессы. Второй удар. Харлан Олбрайт взял конфету, пока Камачо наливал ему стакан молока.
Опять сорвалось. Удар биты по мячу был еле слышен.
Оба внимательно слушали, грызя старые конфеты и запивая их молоком.
Комментатор расписывал происходящее изо всех сил. Заняты первая и вторая базы, один игрок в ауте. Дважды били по Хосе Кансеко.
Еще один срыв.
– Да хватит уже мазать по мячу, – возмутился Олбрайт. – Иногда хочется, чтобы они или били, или убирались, лишь бы игра шла.
– Ну да, – промычал Камачо с набитым ртом. Проглотив конфету, возразил: – Но этот парень борется за выживание.
Подающий «Балтимора» вырвался вперед и послал мяч на вторую базу. Слишком поздно.
– Теперь подающий мажет. – Олбрайт взял еще конфету.
Камачо допил молоко и поставил стакан в раковину.
– Вот это подача, – рявкнул комментатор. Бита так грохнула по мячу, что толпа взревела от восторга. – Пролетел через дыру в заборе, похоже, сейчас врежется в стену. Игрок, прошедший третью базу, бежит к дому. Все, ребята. «Окленд» выиграл в одиннадцатом иннинге благодаря дублю, сделанному Хосе Кансеко. – Камачо выключил приемник.
– Хороший игрок, – заметил Олбрайт.
– Способный мальчик, – согласился Камачо.
– Он станет суперзвездой.
– Если не сорвется.
– Да. Им всем трудно удержаться. Подают надежды, потом вдруг почему-то паренек разбивает лоб. Понимаете, о чем я говорю?
Камачо кивнул и поставил стакан Олбрайта в раковину.
– Мы возлагали на вас такие надежды…
– Почему бы вам не пойти домой, чтобы изнывать от духоты в одиночку, а, Харлан? Половина третьего ночи, а завтра утром на работу.
– Утром ко мне придут чинить кондиционер. Так что я скажусь больным. Завтра у меня станет, как в Москве зимой.
– Ужасно.
Олбрайт поднялся со стула и направился к стеклянной двери. Взявшись за ручку, он обернулся и взглянул на Камачо.
– Есть новости?
– Да. Кое-какие небольшие детали, коль уж вы об этом заговорили. Несколько недель назад советский посол получил письмо. Почему-то на нем оказалось пятнышко от варенья. Мы сделали анализ. Похоже на французское варенье из голубики. Импортное. Я послал туда дюжину агентов.
– Удивительно. – Олбрайт зафыркал, как медведь. Потом улыбнулся. – Это может к чему-то привести, да?
– Возможно. Как знать?
– Удивительно. Все эти письма идут уже три с половиной года. «Минотавр» никогда не ошибался, ни в каких мелочах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161