Описанная операция стоит жизни нескольким миллионам нейронов, погибает часть для жизни остальных.
Через секунду после замораживания, а порой лишь при касании электрода дрожание угасает. После перерыва иногда в десятки лет руки перестают дрожать. Неподвижное лицо обретает мимику. Человек начинает ходить, свободно говорить, улыбаться.
Тут следовало бы оставить розовые восторги и добросовестно признаться, что так происходит еще далеко не всегда, что разрушение порой не помогает, а выздоровление лишь частичное, что операции не подряд проходят гладко, что это лишь первые шаги на ощупь и наугад, а что касается эпилепсии в ее крайних судорожных проявлениях, с оптимизмом вообще следует подождать.
Но совершенное чудо – всегда чудо, а то, что оно происходит ежедневно, – верный залог будущих удач.
Впереди – обещание более детальных знаний об управлении движениями. Через вживленные в мозг электроды исследователи вызывают у подопытных обезьян навязанные действия, подавая импульс возбуждения в соответствующие области, как бы малы они ни были. Это означает возможность составить дальнейшее представление об иерархии и контактах мозговых структур, подступить еще ближе к конструкции управления и связи в механизмах черного ящика. А на основе добытых знаний – помочь вернуться к нормальной жизни тысячам заболевших людей.
За спиной у нас – треть книги, пора вспомнить о суммарном проявлении работы мозга: поведении человека среди ему подобных. Оно определяется складом ума, знаниями, навыками и привычками, окружающей обстановкой, воспитанием, коллективом соприкасающихся людей, тем непонятным психическим определением, которое именуется характером и склонностями, и еще добрым десятком привходящих внешних и внутренних обстоятельств. Его невозможно достоверно обосновать, можно лишь описывать, но это – дело романистов. Однако была в истории группа людей, уроки общения с которыми должны стать достоянием каждого интересующегося проблемой «Человек». Речь пойдет о поведении нескольких душевнобольных, не стесненных общечеловеческими (вобщем-то, очень жесткими) рамками поведения.


ЛЮДВИГ, КОРОЛЬ БАВАРСКИЙ

Когда заходит разговор об исконно королевской особе, принято почтительно говорить о преемственности, наследственности и прочих генеалогических понятиях. Не будем отступать от канонов: Людвиг Второй происходил из потомственно дегенеративного рода Виттельсбахов. Биографы спорят, кто первый внес в него ростки расстроенной психики, – нам это сейчас неважно. Интересно только, что уже тетка Людвига страдала душевным расстройством и ее долго безуспешно лечили. Основной занозой ее духовного существования была идея, что некогда она проглотила стеклянный диван. Людвиг жил сравнительно недавно – чуть более ста лет назад. Он получил правильное и регулярное королевское образование и полностью подготовился к престолу, который унаследовал в девятнадцать лет. Был у него и младший брат, но тот пробудил дремлющую, в нем готовность к болезни очень быстро – вследствие кутежей, разгула и любви к оперетте.
Всех поражали красивые горящие глаза молодого короля. Известный психиатр Морель первым обратил на них внимание. «В них говорит будущее безумие», – якобы сказал он. Однако по благоразумию он сказал это вполголоса, и, кроме коллег, его никто не услышал.
Король был необщителен, замкнут, горд, мечтателен и одинок. Надо сказать, что стремление быть одному, изолировать себя от окружающих, до минимума свести контакты с ними очень характерно для шизофрении – большинство историй болезни непременно содержит запись о неохотном общении с людьми, полной удовлетворенности миром внутренних переживаний.
Именно поэтому совещания с министрами мало устраивали Людвига. Кроме того, он ни на чем не мог сосредоточиться подолгу. И хотя достижение государственной пользы требует раздумий, но молодой король часто решал дела по первому побуждению. «Бойтесь первых движений души, – предостерегал когда-то один великий циник, – бойтесь: они самые благородные». Увы, настоящая государственная польза несовместима со скороспелыми решениями. Людвиг же спешил отделаться, а потому был горячо любим народом за добрые дела и молчаливо осуждаем недоумевающими министрами.
Он увлекся похожей на него женщиной. Принцесса София жила на берегу озера, одна каталась на лодке, любила собак, охоту и лошадей. Все было хорошо, но однажды Людвиг решил сделать невесте сюрприз и был за это наказан. Набрав хор странствующих музыкантов, он через лес повел их к замку принцессы. Однако, чуть опередив друзей, в одной из просек парка он увидел, как его невеста меланхолично играла волосами своего молодого аббата. Музыканты с трудом удержали Людвига от убийства. София же с чисто женской настойчивостью уверяла впоследствии, что у короля были галлюцинации, а ее вообще в это время не было в парке. Как бы то ни было, Людвиг возненавидел женщин раз и навсегда.
Он отдался музыке и архитектуре. Увлечение было истинно королевским по широте и размаху. Так как оно было естественным продолжением его былых интересов, никто не заподозрил в нем странности. Король строил замки и дворцы. Один за другим. На скале над пропастью вырос огромный замок в стиле рыцарских крепостей средневековья. За ним последовал еще один – в стиле дворца китайского императора. Потом было выстроено уменьшенное подобие французского Версаля.
Во что обходились небольшой Баварии эти архитектурные причуды, знал только министр финансов, за попытку урезонить короля быстро попавший в немилость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94