Итак, он занял своё обычное место, снял берет, старательно вытер пот с лица и шеи, скрестил руки и облокотился о стол. Вскоре Адель вернулась и наполнила ему стакан. Пока он пил, она глядела на него не отрываясь, и её влекущая грудь, казалось, трепетала от волнения. (Впрочем, оно было вызвано крутыми ступеньками винного погребка.) Клодиус выпил вина и утёр губы рукавом мундира. На этот раз он заговорил первым:
– А скажите, Адель, почему вы спросили насчёт того, доволен я или нет?
– Да ни почему, Клодиус. Так уж говорится…
– А что, может, про меня чего болтают?
– Ты ж сам знаешь, в любителях поболтать недостатка нету. Так уж повелось.
– А про что ж такое они болтают, Адель?
– Да про Розу.
– Про Розу?
– Ну да, про маленькую Розу Бивак. Это что ж, тебя удивляет?
– Сначала надо узнать, насчёт чего это они болтают.
– Да насчёт её живота. Ведь он теперь так выпирает, как если бы его начинили.
Вот так штука! Какой номер выкинул в его отсутствие Розин живот! И весь как есть Клошмерль про это прознал. Навряд ли таким поворотом доволен папаша Бивак… Хороший повод, чтоб отдубасить парнягу, будь он даже ефрейтором горных стрелков! Во всяком случае, есть над чем призадуматься. Клодиус Бродекен снова налил и выпил. А затем спросил, утирая пот:
– Так как же, Адель?
– Да вот так, Клодиус. И ты что, тут ни при чём?
– Это в каком смысле, Адель?
– Да в смысле Розиного живота?
– А что про это болтают?
– Да ты же сам знаешь. Всегда найдутся такие, что болтают будто промежду прочим. Ведь нужно же людям про что-то болтать.
– А кто ж это именно?
– Да те самые, что любят молотить языками, хотя ни про что толком и не знают. Ты-то мог бы вернее сказать насчёт Розы – ты это или кто другой? Ты-то, конечно, лучше знаешь, кто там побывал. А что, разве ты про эту болтовню не слыхал?
– Да нет, не слыхал.
– Ну тогда хорошо, что я тебе про это сказала. Из-за родителей и из-за тех, что судачат на всех перекрестках. А то ведь, может, это всё и враки? Ты ж знаешь, как люди любят возводить напраслину…
– Вы говорите, напраслину?
– Но теперь ты про всё знаешь и сможешь заткнуть болтунам глотки. А то они вертятся вокруг да около с таким видом, будто они ни при чём. Вот я тебе про всё и сказала: ведь вдруг это всё враньё?
– Да, вдруг.
– А то ведь, может, это и ты?
– Я, Адель?
– Это я только предполагаю. Куда уж тут догадаться.
– Это верно, Адель, – куда уж тут догадаться.
– Но теперь ты будешь знать, что тебе делать.
– Да, Адель, теперь буду.
– Тому, кто сделал Розе ребёнка – ты это или не ты (откуда мне знать!) – лучше всего было бы с ней повенчаться. Или ты думаешь по-другому, Клодиус?
– Точно, Адель, тому, кто это сделал, лучше бы повенчаться.
– Ведь что ни говори, а Роза Бивак – подходящая девчонка, и ко всему ещё милашечка. А то, что она натворила, – так в этом всё ж таки нет никакого сраму. Или ты другого мнения, Клодиус?
– Конечно, такого, Адель.
– И я думаю, что всякий, кто с ней повенчается и возьмёт малютку, – натурально, если это его работа, – не так уж и прогадает.
– Верно, Адель, не так уж.
– Ты славный парень, Клодиус.
– Вы добрая женщина, Адель.
– Это я по поводу Розы.
– Да и я по поводу Розы.
– Так, значит, ты приехал, Клодиус.
– Значит, приехал, Адель.
– Тем лучше для Розы.
– Может, лучше, а может, и нет…
– Это я к тому, что она должна родить, а ведь всё-таки неприятная штука, когда девушка рожает малыша и не может объяснить, как это у неё получилось. Ну раз уж ты здесь…
Клодиус Бродекен, продолжая говорить, положил рядом с бутылкой 45 су. Он взял свой берет, солдатскую сумку и поднялся.
– Ну что ж, до скорого, Адель! – сказал он.
– Что ж, до скорого, Клодиус! Раз уж ты воротился, значит, мы снова свидимся.
– А как же иначе, Адель! – ответил Клодиус Бродекен, направляясь к двери.

* * *

«Вот чертовщина!» – думал Клодиус Бродекен, шагая по главной улице городка. Он был настолько погружён в свои мысли, что шёл, никого не замечая.
«Роза беременна! Вот чертовщина!» Эти мысли не покидали его ни на минуту. Он забыл о своих повадках щеголеватого вояки и о достоинстве ефрейтора горных стрелков. Теперь он шёл, как парень с обыкновенными солдатскими икрами, состряпанными весьма неумело. Да, это уже не были самые прекрасные икры во всех армиях мира, икры, старательно наверченные заранее, в вагоне поезда, за две остановки до Клошмерля.
«Вот чертовщина!» Он забыл даже заглянуть в табачный магазин, чтобы купить сигареты и поздороваться с г-жой Фуаш, которая всегда льстила молодым людям, говоря, что только курильщика можно считать настоящим мужчиной.
Беременная девчонка на руках! Вот так новость! Всё это может плохо обернуться из-за стариков Биваков и Бродекенов, которых давно уже рассорила старая история с переделом земли. Клодиус Бродекен был так взволнован, что забывал отвечать на приветствия. Он прошёл, ничего не видя, мимо Фаде, продавца велосипедов, которому пришлось хлопнуть его по плечу:
– Здорово, парняга! Оказывается, ты меткий стрелок!
– Вот чертовщина! – только и сказал Клодиус Бродекен. Ему так и не удалось найти другие слова, и он отправился далее, по направлению к главной площади. Здесь он задержался, так как решил побродить под каштанами. Голова его была полна «чертовщиной», которая звучала, как раскаты грома, и плотной пеленой застилала будущее. Наконец, его осенила идея: лучше всего поговорить обо всём с матерью. Он снова пустился в дорогу, направляясь к родному дому.

– Это ты, сынок?
– Это я, матушка.
– Да ты теперь просто кровь с молоком, мой мальчик! Уж поздоровел – так поздоровел, скажу я тебе.
– Да, я вроде бы и впрямь поздоровел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116