Когда затем страховой агент нагнулся, чтобы поинтересоваться его бумагами, Джерри вдруг рывком левой руки нахлобучил врагу на самые глаза его шляпу, а правой пустил в ход свой молоток, — но на этот раз он бил уже не по коленям, а по лбу противника. Все произошло настолько молниеносно, что Чарльз не успел даже уследить за ходом событий. Он пошатнулся от первого удара и сделал попытку поднять шляпу на лоб. Но Джерри натянул ее на голову Чарльзу до самого донышка, продолжая наносить удары. Плотный фетр шляпы, по счастью, их амортизировал. Наконец поверженный противник растянулся на полу во весь свой рост, со шляпой, надвинутой до самого подбородка. Во избежание всяких сюрпризов Джерри наскоро прошелся молоточком по коленям и локтям Чарльза. Затем поправил галстук, причесал растрепанные волосы и направился к выходу.
Джоан свернулась калачиком в углу дивана, закрыв лицо руками. Джерри испытывал к жене глубокое сочувствие и жалость, так как теперь он словно увидел за маской человека.
— Прощай Джоан, — тихо произнес он.
Джоан спрыгнула с дивана, но подошла не к мужу, а к телефону.
— Я позову полицию, — крикнула она. — Тебя задержат, и ты попадешь в тюрьму.
Инстинкт самосохранения заставил Джерри действовать решительнее. Он поспешил к жене, схватил ее в свои объятия, на руках отнес в спальню и уложил на кровать.
— Негодяй, я ненавижу тебя… — шипела Джоан.
— Я больше не чувствую к тебе ненависти, — сказал Джерри спокойно, — но для верности…
С последними словами он проверил рефлексы своей жены и сковал ее по рукам и ногам. Джоан хотела было закричать, но Джерри прижался губами к ее губам и поцеловал так, что она онемела. Затем он чуть ли не бегом помчался в переднюю, схватил свой чемодан и вышел.
Короткая семейная сцена была окончена. Она отличалась от обычных семейных раздоров только тем, что в ней по ходу действия никто не бросал в противника сливочным тортом и не переворачивал мебель.
В спальне Нью-Йорка был вечер. На улицах загорались миллионы рекламных огней. Улица и ночью не знала покоя. Даже ветер уснул где-то на своем насесте, но улица бодрствовала. Прямо в окна квартиры молодоженов светила сказочная полная луна…

12. ДЖЕРРИ ФИНН СТАНОВИТСЯ БЕЗРАБОТНЫМ И ЗАЯВЛЯЕТ О СВОЕМ ОТЪЕЗДЕ
НА ЛУНУ, А ДЖОАН НЕСЧАСТНА, ТАК КАК НЕ ЗНАЕТ НОВОГО АДРЕСА МУЖА.
Было бы ошибкой думать, что Джерри Финн вырвался на свободу, беззаботно насвистывая, — он скорее беззвучно рыдал. Когда он подошел к двери мистера Риверса, сердце его стучало почти так, как, бывало, стучал его неразлучный молоток. Отворив дверь, Исаак приветствовал своего коллегу следующими словами:
— Ага! Пришел-таки за расчетом? Заходи, заходи. Мы сразу выясним все наши дела.
Чего-то в этом роде Джерри ожидал, ибо он уже раньше заметил, что Исаак был оптимистом лишь до известного предела. А затем он превращался в реалиста и тех, кто нарушает правила игры, готов был послать ко всем чертям на вечное поселение.
— Первые действительные невзгоды в моей жизни начались в тот самый момент, когда ты женился, — сказал Исаак серьезно.
— Так же, как и в моей, — тихо отозвался Джерри, словно эхо, и замолчал, ожидая продолжения.
Исаак продолжал:
— Я отдал восемьсот долларов на рекламу моей практики. В первые дни у нас был наплыв, и мы заработали хорошо, и я и ты. А потом? Да, потом ты избрал своим флагом женскую юбку, за которой и маршируешь вот уже неделю. На работу являлся когда вздумается — и отвадил почти всех пациенток. Сегодня после обеда ты и вовсе не подумал прийти, — и вот мы лишились как новых, так и старых больных.
— Но Исаак… Сегодня у меня возникло непреодолимое препятствие… — пытался оправдаться Джерри. — Моя жена повредила себе спину…
— А ты — голову. А больные оказались настолько нечуткими, что даже не пообещали когда-либо впредь нас навестить. Сейчас я сделал подсчеты и установил, что после твоей женитьбы я потерял более двух тысяч долларов чистыми деньгами. Ты еще не понимаешь, что в наше время необходимо вести жесточайшую борьбу за клиента. Людей надо уметь обслуживать. Они могут простоять полдня в очереди за билетами на бокс — но не на прием к хиропрактику.
Исаак достал из кармана пачку денег и отсчитал коллеге пять двадцатидолларовых билетов.
— Вот твое жалованье за девять дней и гонорар за привлечение больных.
Джерри сунул деньги в бумажник, но мир не стал от этого казаться ему менее мрачным. Он не находил жизнь поэтичной. Будущее представлялось гнетуще серым, в прошлом тоже не было слишком яркого света. Весь мир был полон счастливых браков, а кругом были несчастные супруги, чьи подушки стонали в бессонные ночи.
— Что же мне делать теперь? — спросил он беспомощно.
— Вот уж этого я не знаю, — ответил Исаак. — Спроси у своей жены.
— У меня больше нет жены…
— Кто же тобой тогда командует?
Подумав, Исаак даже подскочил:
— Что ты сказал? Нет жены? Разве твоя жена умерла?
— Нет, я оставил ее…
— Скверно. Очень скверно. Жену нельзя оставить — кроме как в том случае, когда ты застанешь ее в спальне с другим мужчиной и на последнем будет надета твоя пижама. Таков закон.
Лицо Джерри сделалось еще мрачнее. Он был бессилен, как старый псалом, допетый до конца.
— Исаак, ты должен дать мне совет, — сказал он с мольбой. — Я не могу жить с моей женой. Моя жизнь в опасности…
— Бей и ты ее, — гаркнул Исаак. — Только не по лицу. У меня когда-то был напарник — немец. Я работал тогда в шахте в Миннесоте. Так он регулярно два раза в неделю закатывал своей бабе трепку. Самую основательную. По голому заду. Ремнем, насколько я помню.
— Нет, Исаак… Это серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97