– спросил король, потирая шею. – Они уехали вот уже… десять дней назад. И мы ничего не знаем, кроме того, что было в послании этой Маольт!
– Но события развиваются так, как мы и предусмотрели, сир.
– О да, все прекрасно! Маольт написала, что королева Ллиэн со своими спутниками отправляется на поиски Гаэля в Болотные Земли и твой наёмник с ними. Ну и что? Они нашли Гаэля? Или все погибли? Об этом ничего неизвестно!.. Все эльфы ушли из Лота, и король Рассуль готовится к войне… Прекрасно! Но к войне против кого?
Он указал на окно, затянутое тяжёлой бархатной портьерой.
– Послушай, что говорят люди там, на улицах! Они замёрзли! Они голодают! Им страшно! Они смертельно напуганы! Они подозревают, что эльфы напустили на них порчу, и ещё чёрт знает что! Из-за того что твой проповедник обвинил эльфов в колдовстве, горожане в самом деле в это поверили!
– Это вам пришла мысль использовать монахов…
– Да, верно.
Пеллегун наконец успокоился и задумчиво взглянул на старого товарища по оружию.
– Но монахи проповедуют уже так давно, а толку от этого чуть…
Он снова повернулся к занавешенному окну, сквозь которое доносился глухой уличный шум.
– Три четверти жителей этого города по-прежнему верят в лесных духов, в старых богов и во все что ни попадя. В деревнях и того хуже. Они поклоняются Солнцу, источникам, камням… А у монахов с их единственным Богом на уме одни грехи и покаяние. Вот
увидишь, люди скоро их всех перебьют. И, право же, тем самым окажут им услугу.
– Это было бы жаль… – начал Горлуа. – Монахи…
Он замолчал, не закончив фразы, потом сел на своё место рядом с троном, вновь обретя обычное достоинство и сдержанность.
– Ну, говори, – нетерпеливо приказал Пеллегун.
– Монахи нам понадобятся позже, – продолжал Горлуа. – Без эльфов жизнь людей будет слишком печальной. И они захотят верить во что-то прекрасное, возвышенное и в то же время достижимое. Так почему же не в рай, что обещают монахи? Как же! В рай после смерти! Ты говоришь о вознаграждении?
– Именно! Бог, который не предлагает ничего хорошего на этой земле, зато обещает все, чего можно пожелать, на небе, – разве это не чудесно? Чем беднее люди здесь, тем богаче они будут после смерти. Кто мог бы мечтать о лучшем?
Пеллегун слегка улыбнулся и кивнул.
– Если так, я подумаю о том, чтобы увеличить подати!
Двое друзей расхохотались, и этот смех разрядил обстановку. Пеллегун подошёл к трону и сел рядом со своим советником. Горлуа хотел ещё что-то сказать, но король жестом остановил его и некоторое время смотрел на сенешаля в задумчивости. Затем на его лице снова появилась насмешливая улыбка.
– Когда сжигали эльфа, в толпе, я полагаю, были и гномы?
– Да, были… Там были все жители нижних кварталов.
– Да, но главное – гномы… И именно гномы, эти гнусные уродливые недомерки, пожиратели камней, заставили сжечь эльфа!
Горлуа некоторое время подумал, потом с сомнением покачал головой.
– Не пойдёт.
– Да почему? Пойдёт, если людей убедить в том, что это была не их вина!
Он наставительно поднял палец.
– Гномы, дружище. Они всегда ненавидели эльфов и натравили жителей нашего славного города на прекрасный, ни в чём не повинный волшебный народ. Отныне в Лоте больше не будет ни музыки, ни чудесных эльфийских украшений, ни волшебных одежд, меняющих цвет… А все почему? Потому что старый Болдуин и его свора бородатых демонов, восставших из недр земли, ослепили нас блеском своего золота и своих топоров… Вот что должны говорить монахи.
– Что ж, можно попробовать.
Пеллегун поднялся с трона и движением руки отпустил сенешаля.
– Действуй. Используй всех – монахов, солдат, воров, шлюх… С этого дня я хочу, чтобы народ дал имя своей ненависти.
Факела хватило всего на несколько часов. Целыми днями они шли в кромешной тьме – сначала их вела Ллиэн, потом глаза обоих мужчин привыкли к темноте настолько, чтобы по крайней мере не спотыкаться на каждом шагу. Однако они утратили всякое ощущение времени. Их вёл вперёд один лишь инстинкт выживания. Иногда они останавливались и проваливались в тяжёлый свинцовый сон, ещё не успев опуститься на землю, потом просыпались в той же темноте, терзаемые голодом, слизывали влагу с сырых стен, чтобы утолить жажду, и в молчании шли дальше.
Никто не произнёс ни единого слова после гибели Цимми. Они давно покинули его магический круг, но не переставая думали о нём.
Без Цимми они даже не знали, куда идут. Туннель мог быть и проходом, через который шли гномы Унак-ха, о чём рассказывал им Цимми, но мог быть и старым руслом ледника или, ещё того хуже, вёл в Чёрные Земли. Но их это больше не заботило. Каждый шёл сам по себе, уже за гранью усталости, за гранью надежды. Через какое-то время Фрейр, споткнувшись, выронил меч, но даже не попытался его поднять.
На каждой остановке Ллиэн смотрела на Утера, и её сердце разрывалось, когда она читала на его лице смертельную усталость и опустошение. Его щеки заросли бородой, глаза запали, кожа была серой от грязи, а кожаные доспехи разодраны во многих местах. В нём не осталось ничего от того юного рыцаря, который выезжал из Лота, горделиво приосанившись под восторженными взглядами толпы. Это был лишь крайне изнурённый человек, в котором одна только гордость своим званием королевского рыцаря могла поддерживать жизнь. Он ни разу не пожаловался и ни на шаг не отстал от своих спутников, но Ллиэн знала, что он на пределе своих сил. Фрейр шёл довольно быстро, широкими, в несколько локтей, шагами; она сама, как и все эльфы, обладала гораздо большей выносливостью, чем люди. Но Утёр не смог бы долго продержаться в таком ритме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90