Судороги сотрясали тощее тело, и Ульвиссен начал медленно подвигаться в его сторону. Сенешаль щелкнул пальцами своим слугам, топтавшимся у дверей.
– Высочайший, благородные послы, я прошу прощения, но у претора начался приступ, – озабоченно произнес он. – Ему нужно удалиться.
Дунбарт изящно взмахнул руками. Ситэл поднялся.
– Я позволяю вам покинуть нас, – разрешил Пророк. – Не послать ли мне к претору одного из наших лекарей?
Тералинд высокомерно подняла голову:
– У нас есть свой врач, благородный Пророк.
Носильщики подхватили кресло Ульвена за ручки и унесли его. Делегация Эргота последовала за ним. Когда они ушли, Дунбарт поклонился и увел своих гномов. Ситэл отпустил слуг и, наконец, остался в башне вдвоем с сыном.
– Дипломатия так утомляет, – устало вымолвил Пророк. Поднявшись, он положил свой серебряный скипетр поперек трона. – Дай мне руку, Сит. Мне кажется, я должен немного отдохнуть.
Таманьер Амбродель шагал по дворцу рядом с госпожой Ниракиной. Они только что вернулись из здания гильдии Каменщиков, где супруга Пророка просматривала планы нового Рынка. Это был тщательно спланированный, красиво оформленный квартал, но его местоположение и предназначение огорчали ее.
– Это просто неправильно, – говорила Ниракина Таманьеру. – Мы первородная раса, мы первыми пришли в этот мир и пользуемся благосклонностью богов. И поэтому справедливо будет, если мы поделимся нашими дарованиями с другими народами, вместо того чтобы смотреть на них сверху вниз, как на низшие существа.
– От всей души согласен с тобой, госпожа, – кивнул Таманьер. – Когда я жил в глуши, я встречал представителей многих народов – Сильванести, Каганести, людей, гномов, кендеров, – и каждый из них пользовался только теми благами, которые добывал трудом рук своих. Земле все равно, вспахивает ли ее человек или эльф. Дождь одинаково проливается на каждое поле.
Они подошли к дверям личных покоев Ниракины. Прежде чем оставить ее, Таманьер сообщил:
– Я навещал Мирителисину по твоему приказу.
– Она хорошо себя чувствует? – живо спросила госпожа. – Жрица такого почтенного возраста и такой мудрости не должна сидеть в обыкновенной темнице.
– С ней все хорошо, – ответил Таманьер. – Хотя она и не думает раскаиваться. Она так и не признала свою вину.
– Я не считаю, что она совершила преступление, – горячо воскликнула Ниракина. – Мирителисина действовала под влиянием чувств. Она лишь хотела предупредить несчастных беженцев о том, что их хотят изгнать. Я уверена, что у нее и в мыслях не было, что вспыхнет мятеж.
Таманьер поклонился:
– Я не желаю зла святой госпоже. Но все же отмечу, что она не раскается – даже для того, чтобы получить свободу. Мирителисина считает, что, оставаясь в тюрьме, она воодушевит других помочь беженцам.
Ниракина сжала руку молодого придворного:
– А ты как думаешь, Там? На чьей ты стороне?
– И ты еще спрашиваешь? Еще совсем недавно я был одним из несчастных изгнанников – бездомных, нищих, презираемых всеми. Они имеют право на заступничество Пророка.
– Мы еще посмотрим, что можно сделать, чтобы завоевать его, – с жаром ответила Ниракина.
Она удалилась в свои покои, а Таманьер, бесшумно ступая, направился своей дорогой. Если жена Пророка будет бороться за них, бездомные поселенцы скоро почувствуют милость Ситэла. И кто знает, может, и Мирителисина выйдет из тюрьмы, чтобы продолжать помогать бедным.
Покинув главную башню, Таманьер широкими шагами направился по пустому коридору восточного крыла, идущему вдоль балкона.
Внезапно он услышал голоса. Голоса чужеземцев. Таманьер достаточно долго жил среди людей, чтобы узнать их язык.
– …Играть в эти глупые игры? – жаловался женский голос, напряженный от волнения.
– Так долго, как понадобится. Такова воля императора, – отвечал низкий мужской голос.
– Чего только я ни делаю ради отца! Надеюсь, он это ценит!
– Он ведь платит твои карточные долги, верно? – сухо заметил мужчина.
Таманьер знал, что подслушивать некрасиво, но он был заинтригован. Он застыл на месте. Так как люди находились на балконе этажом ниже, их слова ясно доносились до него по центральному атриуму.
– Я не доверяю этому Дунбарту, – заявила женщина. – Он перепрыгивает с одной стороны на другую, словно кузнечик.
– Он находится только на одной стороне – на своей собственной. Сейчас Торбардин не готов к войне, и он надеется натравить нас на эльфов. Он умен, но я вижу его насквозь.
– Он меня раздражает. И принц Ситас тоже. Как он смотрит на меня! Говорят, что эльфы обладают вторым зрением. – Женщина повысила голос. – Как ты думаешь, он может читать мои мысли?
– Успокойся, – ответил ее собеседник. – Не думаю, что это возможно. Но, если это тебя беспокоит, я поговорю с нашим другом.
Шаги удалялись по балкону через атриум от того места, где находился Таманьер. Он напряженно замер, боясь быть обнаруженным. Секретный разговор внизу прекратился.
В дальней стороне балкона, в тени, Таманьер разглядел молодого жреца Голубого Феникса, Камина Олуваи, прятавшегося от лучей вечернего солнца. Таманьер изумился: что здесь делает жрец? Однако Камин не заметил его, и Таманьер поспешил прочь с балкона. Разговаривавшие люди, несомненно, были госпожа Тералинд и Ульвиссен, но что означала их странная беседа?
Он был новичком в дворцовых интригах. Кто такая на самом деле Тералинд? Что она скрывает? Что это за «друг», о котором упоминал Ульвиссен? Может, это предатель, о котором рассказал Ситэл в тот вечер за обедом?
Таманьер поспешил прочь. Нужно было кому-то сообщить, и ближе всех находилась комната Ситаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102