– Ты пойми: опущенный – это сломленный и раздавленный человек. Человек, в котором вытравлена его личность. Даже после освобождения зоновский петух все равно остается петухом. Прежним человеком он уже никогда не станет, – авторитетно закончил Карнаухов.
Мельников задумался. Если начальник оперчасти прав – а у Карнаухова большой служебный опыт, и не доверять ему вроде бы нет оснований, – значит, Гамадов морально сломлен и уже не представляет той опасности, какая приписывается ему в пришедшей из Москвы ориентировке. Это уже совершенно другой человек: трусливый и запуганный.
– Дай все-таки на его личное дело взглянуть, – больше для очистки совести попросил у коллеги Мельников.
Карнаухов секунду помялся, но потом все-таки перебросил Мельникову через стол извлеченную из сейфа картонную папку с материалами дела:
– Гляди, если есть такая охота... А то, может, отметим встречу?
Быстро нагнувшись, он вынул из нижнего отделения собственного сейфа пол-литровую бутылку водки и водрузил ее на стол рядом с папкой, которую уже раскрыл Мельников. Вслед за бутылкой на столе появились жестяная банка тушенки и стеклянная банка квашеной капусты под полиэтиленовой крышкой. Манипуляции начальника оперчасти выглядели куда более привлекательно и обещающе, чем хранящиеся в пожелтевшей папке машинописные и рукописные листы. Поэтому, когда Карнаухов выставил на стол два пустых стакана и вопросительно взглянул на своего гостя, Мельников махнул рукой и произнес:
– Наливай!
Пока Карнаухов разливал по стаканам водку, Мельников бросил взгляд на первую страницу раскрытого дела. Подколотая к ней черно-белая фотография наголо обритого молодого тощего мужчины с тонкой шеей и затравленным взглядом окончательно убедила его, что «особая опасность», которая приписывалась в ориентировке Гамадову, явно преувеличена.

4. ЧУШКАРЬ

ИТК № 9, Пермская область
28 ноября, 06.00
В эту ночь он почти не спал. Ему казалось, что стоит закрыть глаза, и вся барачная кодла разом набросится на него. В своих угрозах зэки рисовали страшную смерть убийце своего пахана. Особенно упражнялись в изобретательности те, кто числился в гладиаторах Уса и должен был охранять смотрящего. Гамиду казалось, что хотя бы кто-то из зэков непременно заподозрит в убийстве его. Поэтому он заранее продумал свое поведение и нужные для отмазки слова. Он приготовился до конца доиграть роль трусливого чушкаря. Но зэки оказались настолько тупы и ограниченны в своем прямолинейном мышлении, что никому из них даже в голову не пришло, что он, Гамид Гамадов, которого они презрительно называли женскими именами, завалил их пахана. Гамид понял это окончательно, когда побудочный звонок вырвал его из тревожного сна. Оказалось, что усталость, вызванная невероятным напряжением последних дней, взяла свое. Под утро он все-таки заснул, но при этом ничего не произошло. Никто не стащил его с койки и не попытался подвесить за яйца или располосовать на ремни, как обещали эти зоновские ублюдки поступить с убийцей Уса. Зэки решили, что смерть смотрящего – дело рук Чумы и Трезубца, вот и тянут с разбором до их возвращения из штрафного изолятора. Чушкарь Ганя остался у них вне подозрений.
Мысленно назвав себя присвоенной ему зэками кличкой, Гамид злобно скривился. Они еще ответят ему за нанесенную обиду. Их пахан уже заплатил за это своей жизнью, и все остальные тоже заплатят. Все заплатят: и эти уголовники, измывавшиеся над ним в течение двух с половиной лет, и судьи с прокурорами, отправившие его на зону, и особенно спецназовцы, скрутившие его на блокпосту в феврале 2000 года. Русские свиньи еще узнают месть Гамида Гамадова. А уж он найдет способ им отомстить. Вот только выйдет на волю.
Гамид осторожно соскользнул с верхней койки, стараясь не задеть одевающегося внизу зэка, но все равно получил от него тычок локтем в бок:
– Куда лезешь, чушкарь? Дай сначала людям одеться.
Гамид промолчал, проглотив очередную обиду. Скоро, скоро все изменится. А чем злее он будет, тем ужаснее окажется его месть. Опустившись на колени, Гамид вытащил свои ботинки, заброшенные кем-то под нижнюю койку, и принялся торопливо обуваться. Осталось пережить утреннее построение и завтрак. Развод на работы его уже не касается.
– А ну подбери копыта, чушкарь! Дай людям пройти! – грозно прорычал направляющийся к выходу зэк.
Гамид поспешно отскочил в сторону. Но брошенная в его адрес реплика уже привлекла к нему внимание другого зэка по кличке Скорняк.
– Куда ты, Ганя, так спешишь? На кого нас покидаешь? Как же мы без тебя жить-то будем? – Запрокинув голову, Скорняк притворно завыл, потом вновь взглянул на Гамадова и жалобно попросил: – Может, оставишь адресок, где тебя найти? Мы бы после отсидки заехали, навестили.
Слышавшие слова Скорняка зэки весело заржали. Кто-то из них потрепал Гамида по шее:
– Давай, Ганя, не стесняйся. Шепни адресок.
Эти слова тоже были встречены взрывом хохота.
Гамид втянул голову в плечи и молчал. В другой раз насмешки продолжались бы еще долго, но сейчас зэков подгоняло скорое построение, поэтому они оставили петуха в покое. И Гамадов получил возможность одеться. Натянув зоновскую робу и зашнуровав ботинки, он вслед за остальными заключенными направился в туалет. Здесь пришлось долго ждать, пока освободится «очко», а потом выстоять такую же длинную очередь к раковине, пропуская вперед себя зэков, которым западло стоять вместе с чушкарем. Но проведенные на зоне годы приучили Гамида к ожиданию. Он терпеливо ждал и дождался, не упустил момент, когда Ус остался один, и засадил ему в горло заранее приготовленную заточку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20