Положение выходило дурацкое, глупее не придумаешь – все принимают меня за кого угодно. И совершенно, нисколько не желают слушать! Оно, конечно, вроде бы смешно, но мне как-то в тот момент было совсем не до смеха.
– Но сам его вид, – продолжал Бокут, – и потом то, что мы у него захватили… только у колдуна могут быть такие вещи!
– Да не колдун я! – Я вдруг понял, что так удивило во мне крестьян и Рэру во время первого с ней разговора. И почему она спрашивала, не колдун ли я. Более того, я понял, что она имела в виду, когда сказала, что оставаться здесь мне будет небезопасно! Я хорошо это понял! – Послушайте! Я очень издалека! Там у нас все так одеваются! Я только не знаю… что-то со мной случилось – и я попал сюда, к вам! Я понятия не имею, где нахожусь…
Я торопился, стараясь обратить на себя внимание – уж слишком неприятным образом стало все оборачиваться. Мне совсем не улыбалось оказаться заподозренным в колдовстве, тем более что никогда этим не грешил.
Я даже перестал обращать внимание на Рыбца, который, чтобы утихомирить, тряс и колотил меня в спину весьма изрядно. Пока он, отчаявшись, не звезданул чем-то сзади меня по голове так, что я на какое-то время совсем отключился.
Когда я пришел в себя – видимо, почти сразу же, – Рыбец поддерживал меня в стоячем положении за веревки, а Ветриб говорил. Моего обморока, судя по всему, они не заметили.
– Я ничего не понимаю в этих ваших колдовских вещах… – услышал я снисходительный голос Ветриба, и на сей раз, похоже, он обращался именно ко мне. – Так что ты совершенно напрасно стараешься меня запутать своими словами!
Речь его звучала почти ласково, по-доброму даже, с совершенно неуместной здесь интонацией. И от этого несоответствия я почувствовал такую непроходимую глухую тоску, что сразу понял – дело безнадежно. Ой плохо…
– Вот завтра Залиба вернется – ему ты все и расскажешь! Залиба – наш колдун. Он умеет спрашивать. Ему еще никто не солгал. А Котубар ему поможет. Котубар!
С дальнего конца стола поднялась какая-то фигура и двинулась к нам. При ближайшем рассмотрении я с содроганием понял, что представлять эту гору мяса нет необходимости – род его занятий читался по внешнему виду без малейшего труда.
– Посади-ка, – обратился к нему Ветриб, – этого… Да смотри – получше посади! До приезда Потура в замок. И смотри! Сполна спрошу, если что! Понял?
Котубар в ответ слоноподобно поклонился, ни слова не говоря. И они с Рыбцом повели меня прочь из пиршественной залы. Я шел как в бреду, автоматически переставляя ноги. Жуткая перспектива, представленная мною, почти начисто отбила у меня всяческое соображение.

ГЛАВА 2
Стены высокого замка…

И бледнел я на кухне разбитым лицом…


Кромешная тьма. Холодный камень. Мертвая тишина. И твердить, что я больше не могу, никакого смысла. И биться головой о стенку – тоже. Я готов был бы зареветь, как в детстве, я даже уверен был, что мне от этого полегчает, – но не получалось.
Как назло. Ой худо мне было! Ой плохо! Отвратительно. Страшно. Никаких иллюзий относительно допроса у меня не было и в помине. Стоило один только раз на этого Котубара посмотреть. Колдуна же они наверняка будут допрашивать с особым пристрастием.
В довершение всего связанные руки затекли, и я их уже не чувствовал. Холодный камень не освежал – жег, как сверхнизкая температура. Скорчившись, я переползал из угла в угол, стараясь хоть где-нибудь приткнуться. Мозг пылал.
Это была почти агония. Но при всем том я продолжал ясно сознавать происходящее. Настолько ясно, что содрогался, думая о том, что меня ждет, если и впредь я не утрачу этой ясности.
Господи! Почему, за что? И ведь бессмыслица сплошная! Зачем нужно было попадать в другой мир? Чтобы в нем погибнуть?! Другого-то способа что, не было?! И что совсем уж хуже всего – у меня ведь все время так!
По жизни! Либо бессмыслица какая, либо – облом. Вот как сейчас. Шел к людям и… на тебе! Хотя так круто, конечно, не случалось, но если подумать, то чему удивляться? И ведь даже не поплачешься о напрасно загубленной жизни!
Поскольку ничего особенного-то в той жизни и не было. Так… Как у всех – так же и у меня. Чему-то учился, где-то работал. А глянь поглубже, и что? Вот то-то же.
Не понимаю. Не понимаю! Зачем я тогда в этот долбаный переход угодил?! Должна же быть хоть какая-то справедливость на белом свете! Вот так вот сидеть и точно знать, что тебя ждет пыточный застенок! И что даже и выдать-то тебе толком никого и ничего нельзя, поскольку попросту нечего! Да пропади оно все!
Наверное, я все-таки отключился на какое-то время. Потому что, когда я открыл глаза, в камере обнаружилась крохотная отдушина. Где-то под потолком. И в нее проникал бледный, рассеянный свет.
Скрипя, как старый шкаф, всеми суставами, я зачем-то поднялся и почувствовал, что веревки на мне ослабли. Потребовалось совсем немного, чтобы освободиться. Освободиться… Я беззвучно расхохотался.
Тем не менее, несмотря на всю ужасающую перспективу, я почувствовал себя почти счастливым. Только руки онемели так, что висели как плети. Зато по крайней мере можно было без неудобства ходить.
Что я и не преминул сделать, охая и хромая. После вчерашнего каждый мускул, казалось, болел на свой лад. После вчерашнего?.. Да ведь уже день! Ерш твою! Значит, уже сегодня?..
Меня мороз продрал. Но, видимо, в беспамятстве я все-таки отдохнул немного – отчаяние захватило меня не так сильно, как ночью. Но все равно: стоило вспомнить этого Рыбца или Котубара – все внутри так и сворачивалось. Чего бы я только не дал, чтобы вновь очутиться в нашем обрыдшем мире!
Руки вроде начали отходить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32