Говоря эти слова, Кроули вложил в них слишком много от себя. И слишком мало мысли о мире вообще. И все же личность важна именно как личность. Это Льюис признавал. Важно, что личность приносит в мир, что она даёт тайне. Но если тайна – иллюзия…
Лили накрыла его ладонь своей, вырвав Льюиса из круга мыслей.
– Кажется, он близко, да? – спросила она. – Чувствуется присутствие…
Томми снова заиграл – всего лишь тихий вздох тростника, но его было достаточно, чтобы протянуть нить музыки через поляну за её пределы, в лес и в ночь. «Это настоящее, – думал Льюис. – Не иллюзия выскочила из темноты, унесла с собой Малли и девочку. Если нечто материально, как оно может быть иллюзией? Но где начало? – Шепоток Акерли Перкина ворвался в уши. – Если все началось с иллюзии, что мы видим теперь?»
– Я люблю, когда вот так, – проговорила Лили. – Люблю чувствовать тайну рядом, когда свора чёрных монахов не хватает её за пятки.
Льюис задумчиво взглянул на неё:
– Так вот какими они тебе видятся? Монахи?
– Монахи… или священники. – Лили дёрнула плечом. – Псы Господни. Я помню, как ты впервые рассказал мне, что сотворила с тайной Церковь. С той тайной, которую называли Иисус – Зелёный Человек, повешенный на древе в пустыне. Как святой Павел взял тайну и извратил её, превратив в религию нетерпимости и самоистязания. Так мне и видится стая. Как псы святого Павла, все ещё стремящиеся уловить тайну своей ложью.
– Я это говорил? – удивился Льюис, вспоминая разговор, который вёл днём со своими гостями. Неужто привычка задавать вопросы и сомневаться завела так далеко, что Лили приходится напоминать ему о том, во что он когда-то верил без размышлений?
– Говорил, – сказала Лили. – Разве ты не помнишь, Льюис?
– Значит, они существуют на самом деле?
– Кто? Собаки? Льюис кивнул.
– Ненависть ещё существует, не правда ли? И нетерпимость?
Льюис снова кивнул.
– Ну вот, – продолжала Лили, – пока они существуют, существуют и псы. Они всегда будут преследовать Зеленого Человека. И это тоже ты мне говорил.
– А тайна? – спросил Льюис. – Что он такое?
– Я не понимаю тебя, Льюис.
– Он ещё существует?
Лили всмотрелась в его лицо, но в темноте не могла различить глаз.
– Что ты говоришь, Льюис? Что мы выдумали тайну?
Льюис вздохнул:
– Я уже не знаю. Наверно, я набил себе в голову слишком много слов. Я слишком много учился, пытаясь постигнуть логикой то, что существует только вне её.
– Ты всегда говорил мне, что именно так мы берём знание от мира, который лепит нас, – напомнила Лили. – Что достойно славы стремление прикоснуться к тайне не только духом, но и разумом.
– Но её невозможно постигнуть.
– Это не значит ещё, что, пытаясь, ты попусту тратишь время. – Лили улыбнулась и взяла его руку. – Не странно ли, – сказала она, – что я использую против тебя твои же доводы? Только, по-моему, тут спорим не мы с тобой, Льюис. Это человек, которым ты был когда-то, спорит с тем, кто ты теперь.
– И кто же из нас прав?
– Не знаю, Льюис. Я знаю только, что тайна принадлежит каждому.
– Не спорю, – кивнул Льюис. – Но только, кроме как здесь, для него нет места. А может, и здесь уже нет.
– Значит, надо нам создать для него место.
– А если не сумеем? – спросил Льюис. – Что тогда? Что он будет делать в том мире? Никому он там не нужен.
Лили улыбнулась:
– Думаю, ты мог бы ему больше доверять. Мы ведь не о простом олене говорим. Мы говорим о том, от чьих шагов трепещет весь лес.
– Ты сейчас прямо как Малли. Она считает, что нам нужно собрать в Новом Волдинге побольше жителей, чтобы удержать его здесь. А если не получится, стало быть, надо отпустить его на свободу.
– По-моему, это уж не нам решать, – заметила Лили. – Даже если нам кажется, будто мы решаем, что делать с тайной, на самом деле тайна просто делает то, что делает.
«Делай, что хочешь», – вздрогнув, повторил про себя Льюис. Напрасно они завели этот разговор.
– Я больше не понимаю, что правильно, а что нет, – проговорил он вслух.
– Ты слишком много беспокоишься, – отвечала Лили. – Прежде ты беспокоился куда меньше. Разве ты не помнишь, Льюис, насколько счастливее был тогда?
– Тогда все казалось проще.
– Ничего не изменилось, Льюис. Внешний мир по-прежнему вовне, а мы – здесь. Псы гонят оленя, потом олень гонит псов. В конечном счёте все приходит в равновесие.
«Она не видит, – думал Льюис. – Что-то меняет оленя. Он тянется к чужакам – к этому Тони Гаронне или к той девчушке, которую он сегодня унёс вместе с Малли. Все меняется. Хотя, может быть, несправедливо с моей стороны было бы указывать на это Лили. Может, все меняется только для меня?»
Он повернулся к ней, чтобы ещё раз попробовать объясниться, и тут Томми заиграл. Музыка, наполнив Льюиса, вытеснила все вопросы и тревоги, оставив в нем место только для тайны. Когда Томми снова отложил флейту, Лили пожала Льюису руку.
– Он вернётся, – сказала она, – и принесёт обратно и Малли, и девочку. И ты можешь спросить его самого, Льюис. Или Малли.
Льюис согласился. Можно спросить у девочки… Сумеет ли она ответить? Что бы не увидели в ней олень и Малли, она всего лишь девочка. Незаурядного ума, хотя он ведь судит по меркам Нового Болдинга. Может, они там, во внешнем мире, все теперь такие умные? Но она хоть не говорит загадками.
– Он вернёт их, – повторила Лили, словно читая его мысли, – вот увидишь.
Льюис отвернулся от неё к тени, скрывавшей Томми Даффина у подножия камня. Томми не играл сейчас, но лицо его оставалось тонким, и в глазах блуждали колдовские отблески лунного света, словно не Томми Даффин сидел там, а все ещё Дудочник. Он встретил взгляд старика, и улыбка мелькнула в его блестящих глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98