Казалось, что секунды тянутся и тянутся, невыносимо медленно я переставлял ноги, перемещаясь по бесконечно огромному двору к капитану Лонкопу. Тот, хотя и успел заметить меня, и начал разворачиваться – но делал это так же медленно и плавно, как и я. И еще он начал приоткрывать рот, но… Какими бы заторможенными ни казались мне собственные шаги, рот капитана открывался еще медленнее. В тот миг (бесконечно растянутый действием отравы миг) мина Лонкопа показалась мне здорово смешной. И я рассмеялся – нанося удар мечом. Капитана я рубанул почти не глядя, метя поперек корпуса. Лонкоп наверняка был опытным рубакой, но тогда то ли не успел увернуться (медленными мои шаги были только для меня же), то ли и впрямь был пьян…
Едва почувствовав, как под лезвием с хрустом расходится плоть, я рванул меч на себя, стряхивая с него Лонкопа и продолжая бесконечный бег к воротам. Вой смертельно раненного капитана ударил мне в уши и, как ни странно, с ним вернулось ощущение реальности времени. И тут же все завертелось и понеслось с бешеной скоростью – только сраженный мной Лонкоп продолжал оседать в грязь с той, прежней, величавой медлительностью.
Я не раздумывал долго, разворачиваясь на бегу к Бибнону – колдун казался мне гораздо более опасным противником, чем двое солдат у ворот, к тому же занятых с бревном. Толстяк начал поднимать свой посох, но я, делая очередной шаг, извернулся и припал к земле – рыжая молния с украшенного медным шаром навершия прошла стороной, едва шевельнув теплым ветерком волосы на моей голове. Я тут же выпрямился, и острием меча отбросил посох в сторону. Телесной силой Бибнон явно не отличался, его руки не сдержали древко в нужном направлении и вторая молния безвредно ушла вверх. Я, продолжая движение, начатое ударом по посоху, крутанулся на каблуке, разворачиваясь к магу спиной и нанося удар назад – вправо и вниз. Действовал я машинально, словно дрался с копейщиком – и, будь на месте колдуна даже довольно опытный боец, он либо подвернулся бы почти беззащитным под мой удар – если отклоняясь, заносил копье для нового выпада, либо просто оказался бы вне моей досягаемости – если бы отступил, стараясь вернуть нужную дистанцию. В первом случае противник был вынужден рискованно парировать удар древком, во втором – я выигрывал темп. Но мой противник, рыхлый толстяк, не сделал ни того, ни другого. Он остался на месте и меч рассек ему ляжку. Удар мой был хорош – ведь предполагалось, что я, имея дело с копейщиком, буду рубить древко его оружия. Да, удар был хорош, но пришелся вскользь. Лезвие только коснулось кости, рассекая рыхлую плоть. Из разрубленной ноги Бибнона хлынула кровь, он заверещал, закатывая глаза. Видимо, от боли маг потерял способность соображать. Пока он катался по земле в быстро разливающейся багровой луже, я бросился к воротам, у которых возились мои последние противники. На какой-то миг мне показалось, что теперь, когда я разделался с магом и капитаном – у меня есть неплохой шанс против этих двоих. Но…Они уже вытащили из пазов бревно и успели отпереть ворота. Створки тут же поползли в стороны, а в распахивающемся проеме показался конный воин в кольчуге и шлеме с опущенным забралом. Я едва не налетел на его коня, делающего шаг вперед – внутрь двора замка Дашстель, который не защищал никто, кроме одного-единственного солдата… То есть меня. Следом за рыцарем в ворота сунулись пешие воины. Много.
Теперь шансов у меня не было, но я не счел это достаточным поводом, чтобы сложить оружие. Терять мне, повторяю, было нечего, оставалось только драться и нанести столько ударов, сколько успею…
Пришельцы не ожидали сопротивления, но как только до них дошло, что противник есть и что он один – взялись за меня серьезно. Вовремя отступить к стене я не сообразил и теперь вертелся в кольце врагов, стараясь уклониться от ударов. О том, чтобы попытаться парировать, я и не помышлял, ибо задержаться на месте хоть на миг было слишком рискованно. Я скакал, припадал к земле, грозил ложными выпадами – и пару раз успел легонько зацепить зазевавшегося противника… Вдруг кольцо врагов передо мной распалось, между расступившимися пешими латниками вырос огромный силуэт вставшего на дыбы боевого коня… И на мой шлем обрушился, пожалуй, целый замок. Или, по крайней мере, удар палицы, многократно усиленный движением опускающей передние ноги лошади.

* * *

Барон Леверкойский, внезапно появившийся из темноты улицы в освещенном факелами пространстве перед входом, смотрелся достаточно примечательно, чтобы заставить замолчать даже Сектера. Ручаюсь, взгляды всех присутствующих скрестились на его фигуре, а выглядел в эту минуту отец Эрствина весьма внушительно и грозно. Его костюм носил явные следы недавней потасовки и в нескольких местах был распорот. Под взлохмаченными огрызками потертого бархата ярко отсвечивали, переливаясь в свете факелов, звенья кольчуги. Даже из моего убежища было видно, что барон одел под платье очень дорогую броню – из плотно пригнанных мелких звеньев. Бесценная вещь. Я, не удержавшись, толкнул Эрствина локтем:
– У твоего отца эльфийская кольчуга?
– Ага, фамильная реликвия, – даже не обернувшись в мою сторону, пробормотал мальчик.
Он жадно вглядывался в сцену у главного входа в Большой дом и в то же время прижимал к уху медальон. Действительно, хотя там, у входа, говорят вполголоса, я вполне могу услышать все – при помощи амулета. Я вытащил из кармана свой прибор и приложил к уху. Барон уже успел, очевидно, к этому времени поведать о беспорядках в порту (я заметил, как он теребит рассеченную полу камзола), а Сектер – который, разумеется, только этого и ждал – принялся с энтузиазмом отдавать Лысому распоряжения – созвать в Большой дом членов Совета и принять меры к подавлению нового бунта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108