Лицо, по выражению скорее приятное, было гипертонически красно и по подбородку за- росло сизой неряшливой щетиной. Глаза смотрели мутно, розово, пугливо. Я сразу узнал его. Я понял, зачем он пришел. Впервые тогда почувствовал я все унижение недвижности, неспособности направить заключенную во мне силу на совершение работы хотя бы в один джоуль, чтобы повернуть язычок замка и пропустить этого человека внутрь, к оцарапанным половицам кухни, под которыми дремал клад. Я понимал, что потакаю слабости, но, не раздумывая, отдал бы ему сокровище - просто для того, чтобы скрасить десять лет угасания, запечатлевшиеся во всем его облике, последней радостью. Постояв у ограды, Александр Александрович тяжело поднялся по ступенькам подъезда и дернул дверь. Дверь, запертая Абрикосовым утром, не подалась. Он пробормотал что-то и неуверенно двинулся во двор. Дверь черного хода тоже была заперта. Алябьев тяжко вздохнул. Тут-то и заметил его дворник Николаев. - Эй, - крикнул он, сердито направляясь в сторону незнакомца, чего надо, гражданин? Алябьев, застигнутый врасплох, попятился. Заметив это, Николаев крикнул громче и требовательнее: - Вы по какому делу, а? Александр Александрович побледнел: - Николаев? Николаев посмотрел на него сурово и озадаченно. - Не узнаешь, что ли, Николаев? Дворник широко раскрыл глаза: - Алексан Алексаныч? - А-а, вот ведь как - не узнал... - протянул Александр Александрович и вытер платком слезящиеся глаза, - а я тебя сразу определил, Иван. Черт возьми, из прежних-то людей уж никого и не осталось - а ты вот на старом месте и молодцом... Как у тебя, Иван, жизнь-то? Говорил Александр Александрович суетливо, неприятно. Но дворник Николаев, шестым чувством угадавший неладное, вдруг начал в тон ему: - Да какая жизнь, барин? Чай, к смерти жизнь-то идет. Кончились, чай, лучшие-то денечки... Он жалобно шмыгнул носом и как бы невзначай обронил: - А сами как, барин? С чем к нам пожаловали? Александр Александрович пожевал, как лошадь, губами. - У меня все прахом пошло, Иван. Один я, давно один. Всю семью схоронил в Ростове... - голос Алябьева зазвенел, и на глаза навернулись жгучие нервические слезы. - Упокой, Господи, душу их, - захлопотал дворник Николаев. - Не след бы так убиваться, барин... - Да-а... - всхлипнул Александр Александрович, стараясь успокоиться. - А что, Иван, в доме моем теперь студенты живут? - Именно: студенты. Алябьев еще подумал и вдруг произнес: - Мне, может, помощь твоя понадобится, Иван... Тут бы кое-что из барахлишка забрать. В дом надо. - И взглянул вдруг на Николаева по-прежнему - властно. Николаев взгляд выдержал. - Так ведь если насчет барахлишка, - кротко начал он, - то теперь бесполезна... Вчистую все истопили в девятнадцатом... Алябьев нервно повел плечами: - Что там есть - это моя забота. Найдем - и детишкам твоим на молочишко хватит, и бабе на платки, - Александр Александрович в упор посмотрел на него. - Дом откроешь? "Вот оно! - как молния ударило. - Ведь чуяло сердце, что не пустой дом стоит - с начинкой. А вот теперь сам пришел, прибился, видно, обнищал совсем... Сам и укажет. Ужели упускать такой фарт?!" - едва успевал соображать дворник. - Откроешь, черт? Николаев повел головой вбок: - Открою. Там он теперь один живет, а свет не жжет который день, домой не ходит. Риску нам никакого... - Ну вот, - как-то сразу обмяк Алябьев. - И ладненько... - Теперь что ж стоять, барин? Давайте уж я вас к себе провожу. Александр Александрович взглянул на него, порылся в кармане брюк: - Ты, Иван, принеси мне четушку, что ли. А то невесело мне отчего-то... Абрикосов вернулся домой затемно. Бриллиант уже ждал его, привычно расположившись за столом. - Приветствую вас, - сказал Абрикосов устало. - Взаимно, - кивнул Бриллиант и стал закуривать. - Вы, я гляжу, совсем освоились. Вас что, уже не смущает общение с таким явлением, как я? Абрикосов вяло улыбнулся: - Вообще-то смущает. Только не в том смысле, что... - он пытался отыскать нужное слово, но не нашел и только махнул рукой. - А просто, если бы мне кто другой рассказал - ни за что бы не поверил... - А может, и в самом деле меня нет? - допытывался Бриллиант. Может быть, вы уже сумасшедший? Попробуйте-ка объяснить вашим товарищам, для чего вы сидите ночью, не зажигая света, курите и разговариваете с пустотой. Но Абрикосов не склонен был отвечать на дружеские провокации Бриллианта. - Никому я ничего объяснять не буду, - пробурчал он недовольно и лег на кровать, закинув сапоги на железную спинку. Бриллиант встал из-за стола и прошелся из угла в угол. - У вас неприятности, - наконец произнес он. Абрикосов не реагировал. - Виновата женщина, - уточнил Бриллиант. - Ну? - буркнул Абрикосов. - И что же? - А то, что вы напрасно надрываете себе душу. Абрикосов рывком сел на кровати. - Это вам хорошо говорить - в вашей идеальной форме. А я живой человек. Мне-то что прикажете делать? Бриллиант покашлял: - Расскажите, что произошло. Это помогает. - Тьфу, - сказал Абрикосов. - А вам-то зачем? Бриллиант рассмеялся: - Мне это, в самом деле, ни к чему. Но вам разве не хочется выговориться? Я вас за мягкотелость корить не стану, говорите, как есть. Сами во всем разберетесь. - Да история-то, в сущности, дурацкая, - неуверенно начал Абрикосов и поскреб затылок. - С месяц назад это было... Иду я пешком с работы, под вечер уже, - и на площади Пушкина подходит ко мне одна, говорит: "Вам девочка не понадобится?" Какая, спрашиваю, девочка - молодая или старая? "Да вот она, я..." говорит. Я глянул - девочка симпатичная, лицо милое, - ничего понять не могу, как она тут, сама-то... Но, грешное дело, сами понимаете. Ладно, говорю, пойдем со мной. Она мне объясняет: - Я, видите ли, студентка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10