И эта постоянная тревога иногда переходит в психоз, с которым не пойдешь к психоаналитику, и нервы сдают, и тогда сорвавшийся человек реагирует на стук в дверь выстрелами - не из-за этого ли рекомендуется всегда стоять сбоку от двери? Но бывает ещё хуже, когда появляется смутно растущее подозрение, когда любое действие друга приобретает двойной смысл, и случайная неудача становится поводом для обвинения, а попытка оправдания расценивается лишь как ловкая увертка предателя. Наверное, поэтому итальянцы строят свои банды по семейному признаку, но в каждом поколении все равно находится хоть один, смотрящий в другую сторону, продавшийся врагам, и не сразу становится известно - кто? И осознаешь, что собственных сил не хватит для продолжения войны, и надо найти союзников, а слабейшая сторона известна с самого начала, и тогда любой шаг может стать последним - предательство союзников есть закономерность, в стае шакалов иначе не бывает...)
- Клаус, я все-таки старею... Как не крути, но мы уже прожили жизнь... На что ты надеешься?
- На продолжение жизни, Боло! Ещё в тюрьме я решил, что жить буду до своего последнего дня - каким бы он не был...
Клаус действительно в 1942 году служил обер-лейтенантом в 11-й армии вермахта и участвовал в штурме Севастополя. Там же, на севастопольских развалинах, он подобрал обгоревший сборник пьес Шекспира на английском языке и имел неосторожность вслух прочитать монолог главного героя из "Ричарда III". Услышавший декламацию солдат из его взвода, недоучившийся студент филологии из Гамбурга, написал донос в гестапо: "пропаганда вражеской культуры!". С Клаусом провели беседу и, определив, что английским языком молодой офицер владеет в совершенстве, направили его распоряжение военной разведки - абвер. Из пехотинца сделали диверсанта.
В 1943-м руководству абвера показалась подозрительной серия провалов контактирующих с ирландской мафией агентов, и для проверки подозрений в Штаты направили Клауса. Его арест был предусмотрен, Клаус блестяще сыграл свою роль в кратковременной, но почему-то безрезультатной радио-игре, и пережил капитуляцию рейха в достаточно комфортабельных условиях американской тюрьмы, проявляя лояльность к начальству и демонстрируя неизменно хорошее поведение. В 1947-м американцы его за ненадобностью выпустили, снабдили новыми документами и депортировали в Германию. Там Клаус узнал о гибели всей своей семьи в осажденном Бреслау; на удивление быстро отыскал некоторых бывших руководителей, забывших о нем в катастрофе последних лет; доложил о выполнении задания. С помощью уцелевших сослуживцев он установил связь с нацистскими структурами в Уругвае и Аргентине, а так как имел отличную подготовку для работы в США и знакомства в уголовной среде, то, по заданию нового руководства, вернулся в Нью-Йорк. Послевоенный экономический рост предоставлял огромные возможности для вложения вывезенных из рейха капиталов - "новый курс" покойного президента Рузвельта начал давать свои результаты, растущий спрос стимулировал производство, гигантский внутренний рынок требовал инвестиций и не особенно интересовался их происхождением. Начавшаяся компания охоты за коммунистическими агентами удачно отвлекла внимание секретных служб от активности нацистских финансистов.
Военные перевороты в Латинской Америке поначалу не воспринимались всерьез, новые правительства не посягали на частные финансово-промышленные активы, но когда партизаны Кастро без боя вошли в Гавану, стареющим эсэсовским бонзам пришлось призадуматься. Появление в Боливии маленького отряда Эрнесто Че Гевары расценивалось, как преддверие нового Сталинграда. Федеральное казначейство США, к своему немалому удивлению, вдруг обнаружило, что налоги можно брать не только с коммивояжеров, автомехаников и домохозяек, но и с финансовых магнатов. Изумленные открытием такой примитивной истины, агенты министерства финансов набросились на сомнительные банковские счета с голодной яростью ирландских волкодавов. Простой арифметический подсчет показал, что затраты на отмывание денег в Штатах и Европе примерно одинаковы, так что парагвайские, аргентинские и чилийские капиталы двинулись через швейцарские, люксембургские и лихтенштейнские банки в европейскую промышленность.
Клаус был одним из многих, поэтому, когда у его главного контрагента Боло возникла открытая конфронтация с правительством США, обоих просто перевели на европейское направление. К середине 70-х не забывавший своего интереса Клаус накопил достаточно денег для спокойного проживания где-нибудь в немецкоязычной местности, но неуемная жажда деятельности привела его к покупке бара "Черный лотос" и к попыткам ещё немного поиграть в политические игры. Старые товарищи по оружию идею поддержали.
- Боло, старина, за нами стоит такая сила, что никакие местные гангстеры нам не страшны! - сказал Клаус.
Боло недовольно засопел, пыхтя сигарой:
- Остались такие же старики, как и мы...
- Ошибаешься! За нами стоят не старики - за нами стоят финансы! К тому же лондонская шпана на войну не способна...
В дверь постучали.
- Войдите! - сказал Боло.
В распахнувшуюся дверь вошел радостно улыбающийся Боксон, вслед за ним изображающий непонимание Мак-Рэй.
- Я так рад видеть вас живыми, джентльмены, что совсем не буду выражать своего неудовольствия вашим вмешательством в мою частную жизнь... - с этими словами Боксон протянул Клаусу пустую фотографическую кассету.
- Вы смелый молодой человек! - сказал Клаус и бросил кассету в корзину для бумаг. - Похоже, вы ознакомились с работой вашего друга Джейми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61