– Нам следует разойтись и хоть немного поспать.
– Ты не зайдешь ко мне? Ненадолго? Ну, еще хоть один раз… Пожалуйста, милый!
Она готова была на колени перед ним упасть, потому что уже чувствовала трепет, пробегающий по коже, и тяжесть в груди, и сладкие спазмы в низу живота. Она опять хотела его! И только он мог утолить ее желание! Никто другой… Она пыталась найти замену… Но никто не мог – так! Никто!
– Нет, Магда. Я хочу побыть один. Прости. Мне нужно подумать…
– О чем тут думать? Мы столько раз уже все проговаривали! Единственная новость – то, что нам наконец разрешили провести эксперимент в замке Карди!
– Да. Разрешили. И времени для принятия решения осталось очень мало. До завтрашнего утра. Завтра я должен сказать доктору Гисслеру…
От безжизненных интонаций в голосе Курта, Магде вдруг стало холодно. И даже страсть, мгновение назад сжигавшая все ее тело, вдруг сжалась до размеров орешка, спряталась где-то глубоко-глубоко. У Курта был такой странный взгляд…
– О чем ты хочешь сказать доктору Гисслеру? – прошептала Магда пересохшими губами.
– О том, что я хочу принять участие в эксперименте в качестве добровольца.
– Нет, Курт! – ужаснулась Магда. – Ты не можешь…
И тут же ей в голову пришло, что он, должно быть, шутит, и она рассмеялась – фальшиво и невесело.
– Ну, же, милый, скажи, что ты пошутил!
– Я не шутил. И не надо над этим смеяться. Это слишком серьезно.
– Вот именно! Это СЛИШКОМ серьезно! Я просто не допущу, Курт…
– От тебя, Магда, здесь ничего не зависит. Зависит от меня. От доктора Гисслера. И от того, существуют ли вампиры на самом деле. Доброй ночи, Магда.
Курт повернулся и четко чеканя шаг ушел в темноту коридора.
Сзади послышался тихий скрип половиц. Магда обернулась: массивная тень исчезла. Август убрался восвояси. Хорошо, хотя бы хватило осторожности не приставать к ней теперь, после того, что она услышала от Курта…
Магда прислонилась к стене и медленно съехала на пол.
Будь проклят одержимый Отто Хофер вместе со своими вампирами и своим замком!
То, что начиналось, как интересный эксперимент, или даже – как забавное приключение, теперь могло обернуться трагедией… Величайшей трагедией в ее жизни!
Потому что в Курте – вся ее жизнь.
И без Курта существование Магды потеряет всякий смысл.
В то, что после эксперимента Курт останется живым, хоть и изменившимся, Магда не верила.
Потому что она вообще не верила в вампиров…

Мария-Магда Хох, графиня фон Далау, родилась в деревне, в обычной крестьянской семье.
У Иоганна и Гертруды Хох росло восемь детей: шесть сыновей и две дочки.
Все рослые, крепкие, огненно-рыжие – в мать, и очень похожие на отца своими круглыми, красными, грубыми лицами типичных немецких крестьян.
Все, кроме Магды.
Она одна была красавицей.
Рыжеволосой и рослой – как мама.
С белоснежной кожей, изящными чертами лица и грациозной фигурой, унаследованной ею от отца… От отца-аристократа.
Рождение Магды Хох было результатом супружеской измены.
Единственной измены, которую позволила себе двадцатилетняя Труди Хох, тогда уже – мать двоих сыновей и покорная жена.
Иоганн Хох всегда отличался скаредностью и никогда не упускал возможность извлечь выгоду: изо всего, из чего ее можно было извлечь. Когда Иоганн узнал, что жена помещика фон Литке, чью землю Хохи арендовали уже семьдесят лет, скончалась от родильной горячки, оставив новорожденную дочь, – он сразу же сообразил: фон Литке понадобится здоровая кормилица. Труди тогда как раз кормила их второго сына Готфрида, и молока у нее было в избытке. Да и выглядела она чудесно: здоровая, цветущая, ну просто – кровь с молоком. Вот он и велел жене одеться в праздничное платье – стилизованное под народный костюм, с корсажем на шнуровке и низким квадратным вырезом, в котором вся грудь ее, белая и пышная, как перина, видна была, как на витрине! – после чего сам отвез Труди в поместье. Протестов относительно того, что Готфрида слишком рано отнимать от груди, Иоганн слушать не желал. Лишь бы взяли Труди кормить новорожденную дворяночку… А мнимый вред для собственного сына вполне окупится той прибылью, которую вся семья получит от богача фон Литке!
Расчет Иоганна Хоха оказался правильным. После скрупулезного врачебного осмотра, Труди приняли кормилицей к новорожденной Луизе фон Литке. Малышка была слабенькой и доктор строго-настрого запретил кормилице отлучаться от нее, а старая нянька, вырастившая еще покойную госпожу фон Литке, строжайшим образом блюла запрет доктора. Так что домой Труди впервые сумела вырваться только через пол года – да и то всего на полтора часа! Она не знала, что после ее отъезда, четырехмесячный Готфрид две недели орал не умолкая, потому что не желал признать рожок с коровьим молоком – достойной заменой материнской груди. И даже привыкнув к коровьему молоку, еще три месяца страдал сыпью и поносом. Впрочем, даже если бы Готфрид умер, Иоганн все равно бы жене об этом не сообщил до тех пор, пока не закончилась бы ее служба у фон Литке. Уж как-нибудь нашел бы способ умолчать. А то ведь женщины – существа глупые: еще начнет грустить, плакать и молоко перегорит! А молочко-то – на вес золота! Вдовец фон Литке хорошо платил кормилице. Да еще и подарки делал.
О том, что фон Литке делал Труди подарки не только из благодарности за здоровье своей новорожденной дочери, прибывающее не по дням, а по часам, – но еще и потому, что пышногрудая Труди очень привлекала его, как женщина, – Иоганн Хох узнал, когда было уже слишком поздно. Впрочем, узнай он своевременно – наверное, ничего бы не изменилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136