Она должна спешить, Джейми даст ей понимание и радость, о которых она давно забыла…
Потом она поняла, что это не Джейми, а Аарон. Он по-настоящему любит ее. Всегда любил. Так сильно, как никто в этом мире. Он пришел сказать, что на самом деле не умер. Он перехитрил своих палачей. Он жив. И Эстер жива. Они уедут все вместе. И Михеля возьмут. И будут жить большой семьей. Да, они снова будут счастливы… Аарон – мудрый, сильный, заботливый – он ждал ее, чтобы заключить в свои объятия! Она должна спешить, Аарон даст ей защиту и нежность, без которых она так долго жила…
Когда она вышла в сад, и зов сделался четче, она осознала, что не Джейми и не Аарон – откуда им здесь взяться? – это Курт зовет ее! Ей бы надо испугаться, как всегда, когда она сталкивалась с Куртом… Но Лизе-Лотта почувствовала, что он изменился. Вернее, не менялся вовсе, никогда не менялся. Нет, он не стал чудовищем с похотливым ртом и жесткими руками… Он был все тем же милым, романтичным, застенчивым мальчиком, так пылко любившим ее, так горячо мечтавшем ее защищать! Она должна спешить, Курт даст ей любовь и страсть, которых она никогда не знала…
И она поспешила в объятия незнакомца, и упала к нему на грудь, и он поднял ее, оторвал от земли, и коснулся ее губ своими ледяными губами, и отчего-то ей стало страшно, хотя у него была улыбка Джейми, у него были руки Аарона, у него были глаза Курта – но почему он был такой холодный?
Лизе-Лотта обняла его, прижала его голову к своей груди, пытаясь согреть… И застонала от внезапно охватившей ее страсти.
Никогда, никогда прежде не хотела она, чтобы мужчина сжал ее в объятиях, целовал, овладел ее телом! Она знала, что этого следует хотеть, но… не хотела. Даже с Джейми. Даже с Аароном. Она просто уступала его страсти и радовалась тому, что может давать наслаждение своему мужу… А потом, когда Курт надругался над ней, после того, как он был так жесток, так груб – она уже больше ничего, никогда не хотела, лишь бы не касались ее больше чужие руки, чужие губы… Она и поверить не могла, что захочет этого снова!
Она забыла обо всем – об унижениях, о боли, о страхе, бесконечно терзавшем ее душу, она забыла о Михеле, забыла об утрате тех, кого она так любила, забыла даже о своих остриженных и не желавших отрастать волосах… Только одно имело значение сейчас: их близость. Его объятия. Его поцелуи, обжигавшие ее, как лед.
И никогда она не стонала от страсти, не извивалась так в объятиях мужчины, как сейчас!
Она хотела его! Скорее, скорее!
Возьми же меня! Мою кровь, мою жизнь, мою душу!
И когда он приник поцелуем к ее шее, такая боль пронзила все ее тело, такая боль, какой она не ведала прежде, какой она не могла себе представить, и боль эта была белым огнем, от которого вскипела ее кровь, и боль эта была наслаждением, высоким и чистым. Боль-наслаждение, наслаждение болью – прежде Лизе-Лотта не поверила бы, что такое возможно – а теперь боль и наслаждение заполняли ее тело, ее душу, ее разум, вытеснив все прочее, лишнее, и все казалось теперь прочим и лишним, главным было это чувства, эта белая вспышка, длившаяся и длившаяся, становившаяся все сильнее, эта пульсация боли, этот экстаз наслаждения, уводивший ее все выше, и выше, и выше, с каждым ударом сердца… А сердце билось все быстрее, так быстро, что Лизе-Лотте казалось – она не выдержит сейчас, она уже не может дышать, она задыхается, но лучше было задохнуться, чем утратить этот белый огонь, эту радость, эту боль!
И она из последних сил цеплялась за плечи мужчины, приникшего к ее шее в долгом-долгом поцелуе.
Она отдавалась ему так, как не отдавалась никогда, никому.
Она хотела принадлежать ему полностью, она хотела, чтобы он не просто взял ее – а потом отпустил, как берут и отпускают мужчины… Она хотела, чтобы он взял ее навсегда, выбрал полностью, вычерпал до последней капли. Стать частью его, раствориться в нем, в этом белом огне…
Она хотела этого, она действительно этого хотела!
Он нужен был ей… С ним она позабыла все свои страхи… Он мог защитить ее по-настоящему, он мог избавить ее…
Избавить от жизни!
Да, да, да! Она хотела этого!

– Возьми меня… Возьми мою жизнь! – шептала Лизе-Лотта, пока граф пил ее кровь: сначала – большими жадными глотками, потом – медленно смакуя, потом – и вовсе по капле… Чтобы продлить удовольствие.
Он наслаждался. Наслаждался по-настоящему. Потому что впервые за столько лет женщина по-настоящему хотела его! Не завороженная голосом и взглядом вампира, не обманутая привлекательным человеческим обликом – нет, она действительно хотела его, хотела таким, каким он был на самом деле. Она сознательно отдавалась ему: не для любви – для смерти. И это давало ему такую радость, и будила в нем такие странные, чудесные, давно позабытые чувства.
Возможно, что-то такое он чувствовал, когда был еще человеком.
Это – нежность?
Нет, наверное, нет…
Это больше, чем нежность…
Ему хотелось выпить всю ее – до капли – тем более, что она сама предлагала ему себя.
Он слышал это не только в ее словах, но и в биении сердца.
Ее мысли текли сквозь его мысли.
Ее чувства сплетались с его чувствами.
Смертные не знают такого единения.
Это много больше, чем их жалкая, слабая любовь…

Граф заставил себя оторваться от горла Лизе-Лотты, когда почувствовал, что биение ее пульса стало угрожающе прерывистым и слабым, а в дыхании послышались тихие влажные хрипы.
Он все-таки был уже сыт – сыт кровью той девочки – а кровь Лизе-Лотты была для него чем-то вроде изысканного десерта.
Трудно оторваться, но контролировать себя он все-таки мог.
Облизнув с губ ее кровь, он заботливо посмотрел ей в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136