– Посмотрите университетский городок, то да се. Заодно купите мне каппучино, двойной, низкокалорийный, с заменителем сахара. Я раздобуду для вас какие-нибудь сведения не раньше чем через полчаса. Такая уйма времени уйдет на ввод в систему полученного от вас материала.
– Хорошо, – кивнул Валентайн и поднялся. – Каппучино, пониженной калорийности, с заменителем сахара, через полчаса.
– Двойной.
– Двойной.
– В таком важном вопросе нужна точность. Корницер улыбнулся другу и обратил все свое внимание к плоскому экрану и клавиатуре.

ГЛАВА 41

Сержант стоял в просторной летней кухне фермерского дома. В массивном каменном очаге, разгоняя холод, горел огонь. После атаки на усадьбу в живых осталось семнадцать человек, девять из них явно гражданские лица, среди которых две женщины и один маленький ребенок. Большинство американцев находились снаружи: караулили немногих немецких солдат, проверяли пристройки или охраняли периметр. В доме были лишь сержант, Корнуолл, Таггарт и Макфайл. При этом оружие имелось только у Сержанта: он поддерживал порядок с помощью автоматического пистолета, который забрал у найденного в развалинах монастырской колокольни мертвого фрица.
Корнуолл составлял список.
– Сообщите свои имена, звания и должности.
– Франц Эберт, директор Линцского музея. Коротышка в очках, темном пальто и армейских ботинках.
– Вольфганг Кресс, штаб Розенберга, Парижское отделение.
Плотного телосложения, румяный человек лет тридцати с небольшим. Бюрократ.
– Курт Бер, тоже из службы Розенберга.
– Анна Томфорд, тоже из Линцского музея. Темноволосая, молодая, испуганная.
– Ганс Вирт, служба Розенберга в Амстердаме.
– Доктор Мартин Цайсс, Дрезденский музей. Дородный, осанистый мужчина с бородкой. Лет примерно шестидесяти, болезненного вида, с бледной, пористой, как старый сыр, кожей. «Ходячий сердечный приступ», – подумал сержант.
– А чей это ребенок? – осведомился Корнуолл. Мальчик, с виду лет семи или восьми, до сих пор не проронил ни слова. Довольно высокий для своего возраста, он имел очень темные, почти черные волосы, большие, слегка миндалевидные глаза, оливковую кожу и большой патрицианский нос. Все это делало его похожим скорее на итальянца, чем на немца. Сопровождавшая ребенка женщина собралась было ответить, но ее опередил Эберт, директор Линцского музея.
– Он сирота, беспризорный. За ним присматривает фройляйн Куровски.
– Куровски. Полька? – спросил Корнуолл. Женщина покачала головой:
– Nein. Судеты, Богемия, поблизости от Польши. Моя семья немецкая.
– Откуда этот ребенок?
– Мы нашли его к северу от Мюнхена, – вставил Эберт. – И решили взять с собой.
– Великодушно, – сказал Корнуолл.
– Я не понимаю, – промолвил Эберт.
– Edelmutig, hochherzig, – пояснил сержант.
– А-а, – кивнул Эберт. Корнуолл глянул на сержанта.
– Это впечатляет. Сержант пожал плечами.
– Моя бабушка была немкой. Дома мы говорили по-немецки.
– На меня произвело впечатление то, что вы знали это слово в английском, – сухо сказал Корнуолл.
– Тут, конечно, есть чему удивляться, – буркнул сержант.
– Вот именно, – хмыкнул Корнуолл.
– Это было не столь… великодушно, как вы говорите, – сказал Эберт. – Это просто необходимо было сделать. Иначе он бы умер с голоду, да?
Он посмотрел на женщину и ребенка.
– Полагаю, он не говорит по-английски?
– Он вообще не говорит, – объяснила женщина. Корнуолл посмотрел на разложенные перед ним на старом буковом столе документы.
– Я вижу, на всех этих бумагах стоят печати Ватикана. Laissez-passers Laissez-passer (фр-) – здесь в значении: невмешательство. Дословный перевод: «Позволяйте идти (куда захотят)».

папского секретаря из представительства в Берлине.
– Это верно, – кивнул Эберт.
– Кажется немного странным.
– Может быть, только вам, – пожал плечами Эберт. – Мне нет дела до политической подоплеки. Мое дело – сохранять вверенные моему попечению произведения искусства.
– Указанные произведения принадлежат германскому правительству?
– Нет. Это работы из фондов различных музеев Германии, и принадлежат они немецкому народу в целом.
– Шесть грузовиков?
– Да.
– Направляющихся к швейцарской границе?
– Да.
– С документами, заверенными печатями Ватикана?
– Да.
– Почему я вам не верю? – сказал Корнуолл.
– Мне все равно, верите вы мне или нет, – сердито проворчал Эберт. – Это правда.
– Зачем вам понадобился эскорт СС? – спросил Макфайл, в первый раз подав голос.
Макфайл был выпускником Боудойна и до зачисления в искусствоведческую команду Бюро стратегических служб работал младшим куратором музея Фогга в Бостоне. Судя по всему, этот малый ставил себя выше Корнуолла. Сержант, со своей стороны, считал этого типа, с его привычкой курить трубку и насвистывать бродвейские мелодии, слабаком, паршивым выпендрежником и вдобавок гомиком. Вот уж в нем-то точно великодушия не было ни на йоту.
Макфайл фыркнул.
– У меня сложилось впечатление, что у СС имеются более важные задачи, чем сторожить Volkskultur. Национальная культура (нем.).


Последнее слово он произнес протяжно и нарочито насмешливо.
Упитанный малый по фамилии Кресс заговорил с явной ответной усмешкой:
– Может быть, вы не в курсе, что штаб Розенберга является структурным подразделением СС и, таким образом, нам по статусу полагается сопровождение.
– С эмблемами полевой жандармерии? – усмехнулся сержант.
– Я и не знал, что вы ведете этот допрос, сержант, – произнес Макфайл с ледяной ноткой в голосе.
– Я просто задал ему этот хренов вопрос… лейтенант.
Макфайл бросил на него каменный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80