– Ты играл с детьми после школы?
Он покачал головой.
– Им тоже не хватало Уолдо?
– Не знаю.
"Идиот, – подумал я. – Кретин, полный кретин". Эта мысль внезапно забилась как пульс в моей голове. Томми сказал мне то, что нужно, и я чуть не упустил это, как упускал эту деталь все время.
– Томми. Когда ты ложился в постель, ты сразу засыпал?
Взгляд Томми был обращен внутрь. Он сильно сощурился.
– Иногда, – сказал он.
– Ты просыпался среди ночи? – Я говорил наугад, но попадал в цель. Я мог догадаться об этом по лицу Томми.
– Да, – произнес он так тихо, как будто боялся кого-то разбудить.
– И что же тогда делал?
– Просто лежал, – ответил Томми.
Я мог себе это представить. Я знал, что он тоже вспоминал те ночи. Огромный белый дом погружался в темноту, и Томми был так мал на его фоне, что чувствовал себя совсем покинутым.
– Что ты чувствовал? – спросил я.
– Было холодно, – сказал Томми, пожимая плечами.
"Холодно? – подумал я. – В мае?" Может, отец Томми включал кондиционер среди ночи? Или холодно было только Томми?
Я посмотрел на него, на мальчика в рубашке, с аккуратно уложенными волосами, который почти стал взрослым. Так я обращался с ним все это время. Так обращался с ним Остин, заставляя его до времени взрослеть, навязывая ему мужественность и искушенный взгляд. Я был не прав, совсем не прав.
– Почему ты не говорил об этом родителям? – спросил я.
Потому что дом был холодным, большим и темным, и на другом его конце спал мужчина, и Томми не знал, можно ли теперь доверять хоть одному мужчине.
Он не ответил.
– Ты думал о том, что произошло? – спросил я.
Томми поднял глаза, дикие, испуганные. Я вскочил и рывком приблизился к нему, обхватил его правой рукой за плечи, а он уцепился за левую. Я крепко обнял его.
– Все хорошо, – приговаривал я, пока он плакал. – Все хорошо.
Он, наверно, впервые плакал на глазах у посторонних, впервые после тех ночей в темноте. Он ужасно очерствел с тех пор, но душа оставалась живой. Томми нужен был не друг, а отец. Отец, который не будет толкать его во взрослый мир.
Я подумал о Дэвиде, мне показалось, что в последнюю нашу встречу этот мальчик в смокинге страстно желал, загнав эту мысль глубоко внутрь, чтобы его защищали, о нем заботились.
Я прижимал Томми к груди, загораживая его не только от Остина, но и ото всех в зале, пока его рыдания не затихли. Томми еще не был потерян. Я мог спасти его, но только с его помощью.
– Томми, – сказал я, хватая его за руку. Он испуганно взглянул на меня, губы сжаты. – Расскажи этим людям, что произошло.
– Мне придется протестовать, ваша честь, – спокойно произнес Элиот. Мы не видим свидетеля, потому что прокурор загораживает его, обвиняемый лишен права смотреть на свидетеля. И кажется, окружной прокурор оказывает давление на Томми.
"Острый взгляд, Элиот". Пока он говорил, я сжимал руку Томми и потом произнес:
– Расскажи им правду.
Я вернулся на свое место.
Томми выглядел пугающе спокойным. Он смотрел на меня, как я и просил его, готовя к сегодняшнему заседанию на прошлой неделе. Я утвердительно кивнул.
– Уолдо все-таки вернулся в тот дом?
– Да, – отчетливо ответил Томми. Он неотрывно смотрел на меня.
– Через какое время?
– Не знаю.
– Через неделю? – спросил я. – Через месяц? Год?
– Через несколько дней, – сказал Томми.
Три, четыре, пять дней болезненного напряжения, мучительных догадок, навсегда ли бросил его друг.
– Ты был рад снова его увидеть?
– Да. – Можно было представить себе восторг Томми, когда он понял, что его друг вернулся, но сейчас в суде он не улыбался.
– Что вы делали вместе? – спросил я.
– То, что делают друзья: катались на машине, разговаривали, смеялись над анекдотами.
Остин дотрагивался до его руки или ноги, и Томми тут же пугался, но касания были невинными.
– Что-то еще произошло?
– Нет! – выпалил Томми.
Это была правда.
– Ты продолжал видеться с обвиняемым?
– Да.
Я рискнул.
– Тогда давай поговорим о том самом дне. Ты понимаешь, какой день я имею в виду, Томми. Какое это было число? Первый раз?
Томми не пришлось долго раздумывать. Он сглотнул, но лишь потому, что его голос еще не окреп. Он смотрел на меня, отвечая на вопрос.
– Двадцать третье мая, – сказал он. – Тысяча девятьсот девяностого года.
– Ты пошел к дому?
– Да.
– Ты пошел туда в первый раз?
– О нет. Я был там… много раз прежде.
– Ты уже разговаривал с Остином с глазу на глаз?
– Да.
– Он тебе нравился, Томми?
– Да, – снова сказал он.
Ответ на этот простой вопрос снова чуть не заставил его разрыдаться.
– Как он обращался с тобой?
Томми задумался.
– Он говорил со мной так, будто ему было интересно, о чем я думал. Иногда это было заметно, когда говорил кто-то другой, Уолдо как будто подмигивал: "Слушай! Что за дурень!" Мы смеялись, а все остальные не понимали, в чем дело.
Томми выдал все это как ребенок, рассказывающий про свое последнее увлечение.
– Так в тот день, двадцать третьего мая, когда ты пошел к дому, Уолдо был снаружи?
– Нет.
– Там играли другие дети?
– Нет. – Томми казался озадаченным.
– Что ты сделал?
– Я хотел вернуться домой. Но вместо этого постучал в дверь, просто чтобы… – он пожал плечами, – он открыл дверь и сказал, что ждал меня.
– В доме был кто-то еще?
– Нет.
– Как выглядел дом изнутри?
Томми наморщил нос.
– Было похоже, что там никто не живет. Там стоял диван и несколько складных стульев, вот и все. Я спросил Уолдо, не хочет ли он купить мебель, но он только засмеялся.
– Что вы там делали?
– Мы разговаривали, играли в игры. Другие дети стучали в дверь, но Уолдо не пустил их. Мы стояли у двери и как заговорщики шептались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125