Я прибегаю к этой процедуре, даже если изнасилование случилось давно. Я с полной уверенностью сообщаю ребенку, что ему не причинен вред в физическом смысле. Они всегда переживают из-за того, что с ними не все в порядке. Я убеждаю их в обратном. Подчас мне везет, и я не нахожу вовсе признаков сексуального насилия.
– Никаких? – удивленно переспросил я, на минуту усомнившись в компетентности моего консультанта.
– Никаких, – повторила она и, кажется, уловила мою мысль. – Спросите у судебного врача, который занимается с ребенком, и он скажет вам то же самое. Я обнаруживаю следы сексуального насилия примерно в пятнадцати процентах случаев, которые рассматриваю. Процентов тридцать выпадает, с определенной долей условности, на плохое обращение. И это лишь в том случае, если ребенок сразу пришел ко мне. Спустя длительное время почти невозможно найти следов физического контакта.
Я пытался приспособить ее наблюдения к своей надобности.
– У меня, конечно, есть собственное мнение. Посмотрите на Питера. Этого мальчика изнасиловали. В этом нет сомнений, даже если не обнаружишь шрамов или синяков. Вся его жизнь – сплошной рубец. А Катрина, развращенная малютка? – Это та пятилетняя бестия, которая так похотливо оглядывала меня. – Катрина ведет себя так вовсе не после просмотра пары фильмов по кабельному телевидению.
– Но ведь это не навсегда? – спросил я.
Доктор Маклэрен кивнула. Она сидела на одном из очень неудобных стульев для посетителей. Она откинулась и вытянула ноги, как я заметил, довольно длинные.
– Нет, – грустно сказала она. – Все может обойтись, если с Катриной будут правильно обращаться – чего не скажешь про ее родителей. Они боятся ее, и Катрина чувствует это. – Она нахмурилась. – Мне не стоило говорить об этом, пожалуйста, забудьте. Но эти дети теперь прекрасно ощущают свой пол. Они не забудут того, что им известно. Их бросили во взрослый мир задолго до того, как они смогли бы приготовиться к переходу. Кому это под силу? Эти дети слабы. Посмотрите на Катрину. Она не по своей прихоти так себя ведет. Она ведь вовсе не пытается соблазнить вас. Стоило бы вам невольно дотронуться до нее, она бы пришла в ужас. Она так себя ведет, потому что однажды ее похвалили за это. Она не может этого забыть.
Она вновь перешла к общему.
– Никто из них не может забыть. Это ставит преграду между ними и другими детьми. Им очень сложно ужиться в школе или найти друзей своего возраста. Они хранят эту грязную тайну, им кажется, все знают об их несчастии.
Она произнесла это так, как будто существовал целый мир трагического одинокого существования и непрестанной боли. Она говорила с убеждением, так как мы оба знали, что я не был частью этого мира. Я лишь хотел проникнуть туда и извлечь одного или двух обитателей для своих целей. Такие дети, как Питер или Катрина, мне не годились. Доктор Маклэрен знала, насколько они пострадали, она немного раскрыла мне на это глаза. Но у присяжных свое воображение. Я не собирался поставить перед ними неряшливого толстого мальчика или маленького похотливого монстра. Нет, мне нужен был ребенок, по которому было бы видно, что он пострадал, но который не производил бы отталкивающего впечатления. Ребенок, которому причинили боль, он смущен и ищет защиты взрослых. Выбирая подходящего, я чувствовал себя работорговцем. "Найди мне несчастного. Где ребенок со шрамами?"
– Какой мужчина, – спросил я, – может видеть в четырехлетней крохе объект для сексуального удовлетворения?
– Дело не в сексе, Марк, дело в контроле. Насильник взрослых женщин в первую очередь алчет власти, а не сексуального удовольствия. Насильник детей ищет абсолютной власти. Кого можно контролировать так безгранично, как ребенка? – Она подняла руку, разжав пальцы, изображая тем самым открытую детскую душу. – Жизни этих детей могут принадлежать ему, Марк. Их мысли, их реакция на мир, все это может быть его отражением. Ты, наверное, знаешь: многие из этих детей сами потом становятся насильниками. Они все еще подражают ему спустя десятилетия.
– Давай поговорим о нем, – сказал я, – об этом мужчине, что он из себя представляет?
– Это не моя область, – ответила доктор Маклэрен. – Но кое-что я могу рассказать. – Она помолчала, собираясь с мыслями, смотря на меня невидящим взглядом. Она, похоже, пробегала в мыслях список, выбирая, с какого примера начать.
– Мы делим этих мужчин – реже женщин – на два типа. Насильник и похититель. Насильник хочет причинить ребенку боль. – Она отбросила этот вариант. – Похититель, а ваш обвиняемый таковым и является, любит детей. Он совращает их. Каждый случай занимает у него много времени. Потому что он хочет большего, понимаете? Ему не нужно тело ребенка само по себе, он хочет быть любимым.
– И обладать властью, – добавил я, становясь способным учеником.
– Любовь и есть власть, – пояснила она.
– Но он… – Я нахмурился. – В большинстве случаев мы возбуждаем дело против сожителя. Отца, или отчима, или любовника матери. Я могу это понять. У них есть доступ к ребенку. Но этот человек, он находил жертвы повсюду. Как он сближался, с ними?
– С их помощью, – ответила доктор Маклэрен без колебания. – Вы обнаружите, если еще не заметили, что эти дети живут в слабо организованных семьях.
"Хорошая формулировка", – подумал я. Гораздо точнее, чем часто употребляемая "нефункциональная семья".
– Родители-одиночки, – продолжала она, – разведенные родители или семьи, где взрослым просто не хватает времени на ребенка. Похититель, – она говорила о нем с пониманием, – восполняет пустоту в жизни ребенка. Он дает воспитание, которое ему нужно и которого он не нашел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125