– Ни одному буру нельзя; доверять ни на йоту.
– Но… – начал возражать майор, старавшийся одновременно и не упустить свою мысль, и проследить за стремительными перемещениями полковника по саду.
– Никаких «но»! – прокричал полковник из-за куста камнеломки. – Этот человек – негодяй. И в нем течет кровь цветных. Она есть в каждом африканере. Это общеизвестный факт. Я не потерплю ниггера в своем доме! – Его голос отгрохотал за кустами и стих, послышалось частое щелкание садовых ножниц. Поняв, что разговор окончен, майор Блоксхэм вернулся назад в дом. Миссис Хиткоут-Килкуун, уже вполне оправившаяся от мигрени, сидела на веранде с вечерним коктейлем.
– Он непреклонен, дорогая, – сказал майор, осторожно ступая мимо маленькой мексиканской собачки, лежавшей у ног хозяйки. – Абсолютно непреклонен.
Гордый тем, что ему удалось столь дипломатично сообщить о своей неудаче, майор налил себе двойную порцию виски. Вечер обещал быть трудным.
– Скоро открывается охота на лисят, – сказал полковник за ужином, когда подали авокадо. – Жду с нетерпением.
– А Фокс в хорошей форме? – поинтересовался майор.
– Харбингер его тренирует, – ответил полковник, – делает с ним каждое утро десятимильные пробежки. Хороший он парень, этот Харбингер. Знает свое дело.
– Да, Харбингер отличный доезжачий, – поддержал майор.
Миссис Хиткоут-Килкуун, сидевшая за дальним концом большого, сделанного из красного дерева обеденного стола, с обиженным видом выбирала ложечкой мякоть своего авокадо.
– Харбингер – уголовник, – сказала она после того, как несколько минут за столом царило молчание.. – Ты же взял его из тюрьмы в Веезене.
– Лучшие лесничие получаются из бывших браконьеров, – возразил полковник, которому не нравилось, что его жена взяла в привычку своими реалистическими комментариями разрушать тщательно вы страиваемый им собственный искусственный мирок. – Самые лучшие, да будет вам известно. И к тому же, умеющие отлично обращаться с собаками.
– С гончими, – с неодобрением в голосе уточнила миссис Хиткоут-Килкуун. – Не с собаками, дорогой, а с гончими.
Сидевший напротив нее за противоположным концом стола полковник побагровел.
– В конце концов, – продолжала она, пока полковник не нашелся, как ей возразить, – уж если мы прикидываемся дворянами, которые на протяжении многих поколений держали гончих, то можно, по крайней мере, делать это как следует.
Полковник Хиткоут-Килкуун злобно уставился на жену.
– Вы забываетесь, дорогая, – выдавил он наконец.
– Совершенно верно, – ответила миссис Хиткоут-Килкуун. – Я забываюсь. Я уже давно позабыла, кто же я на самом деле. Думаю, мы все позабыли, кто мы такие, – с этими словами она встала из-за стола и вышла из комнаты.
– Не понимаю, что на нее нашло, – сказал полковник. – Ведет себя просто безобразно. А ведь была нормальной женщиной.
– Возможно, на нее плохо действует жара, – предположил майор.
– Жара? – удивился полковник.
– Погода, – поспешно поправился майор Блоксхэм. – Жаркая погода многих делает невыносимыми.
В Найроби было жарко, как в аду, и там это на нее никак не влияло. Не понимаю, почему здесь вдруг у нее стали появляться подобные бзики.
Мужчины закончили ужин в молчании. Взяв кофе, полковник ушел с ним в кабинет слушать передававшиеся по радио сводки биржевых новостей. Он с удовлетворением отметил, что акции золотодобывающих компаний поднялись в цене. Надо будет утром позвонить брокеру и распорядиться о продаже акций «Вест Дрефонтен». Когда новости закончились, полковник выключил радио, подошел к книжной полке и, взяв томик «Берри и компания», уселся перечитывать его в восемьдесят третий раз. Вскоре, однако, поняв, что не может полностью сосредоточиться на книге, он отложил ее в сторону и вышел на веранду. Там, в сгущавшейся темноте, сидел в одиночестве майор Блоксхэм со стаканом виски в руках и разглядывал сверкавшие далеко внизу огни ночного города.
– Чем занят, Малыш? – спросил полковник, и в голосе его прозвучало нечто похожее на привязанность.
– Пытаюсь вспомнить вкус морских устриц, – ответил майор. – Я их уже так давно не ел…
– Лично я предпочитаю речных, – ответил полковник. Некоторое время они посидели молча. Откуда-то издалека доносилось пение зулусов.
– Плохи дела, – нарушил молчание полковник. – Не переношу, когда Дафния сердится. Но и пустить в свой дом этого типа тоже не могу. Ума не приложу, что делать.
– Трудная ситуация, – согласился майор. – Жаль, что нельзя от него как-нибудь отделаться.
– Отделаться?
– Ну, сказать ему, что у нас на ферме ящур или что-нибудь в этом роде, – пояснил майор, вся жизнь которого состояла из сомнительных отговорок такого типа. Полковник Хиткоут-Килкуун поразмышлял над предложением, но все же отверг его.
– Не очень убедительно звучит, – решил он.
– Ничего, для бура сойдет, – сказал майор.
– Ящур!..
– Ха-ха!
Снова надолго установилось молчание. Мужчины сидели, равнодушно уставившись в темноту.
– Плохи дела, – повторил спустя какое-то время полковник и отправился спать. Майор Блоксхэм остался на веранде, на этот раз пытаясь вспомнить вкус прибрежных устриц.
Миссис Хиткоут-Килкуун лежала в постели, накрывшись одной простыней. Уснуть она не могла и потому прислушивалась то к доносившемуся и сюда пению зулусов, то – со все более горькими чувствами – к приглушенному разговору мужчин, долетавшему до нее с веранды. «Если коммандант придет, они обязательно постараются так или иначе его унизить», – думала она, вспоминая, сколько подобных унижений пережила сама в годы своей юности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99