– Это настоящий прорыв, – настаивал Веркрамп. – Можно даже сказать, наиважнейший прорыв.
– Приятно сознавать, что это так, – промурлыкала врачиха.
– Я хочу произнести тост, – сказал Веркрамп, поднимая бокал. – За ваши успехи!
Доктор фон Блименстейн тоже подняла бокал.
– И за твой успех, дорогой. За наши успехи!
Они выпили. Веркрамп почувствовал, что впервые в жизни он по-настоящему счастлив. Он ужинает в изысканном отеле с красивой женщиной, сотрудничество с которой поможет ему войти в историю. Белых руководителей Южной Африки уже больше не будет преследовать кошмар, что вся страна может со временем превратиться в страну одних только цветных. Заручившись поддержкой и сотрудничеством доктора фон Блименстейн, Веркрамп организует по всей республике специальные клиники, где белых извращенцев будут излечивать электрошоком от их болезненной тяги к сношениям с черными женщинами. Он наклонился через стол к тому месту, где была видна полуобнаженная грудь докторши, и взял ее за руку.
– Я люблю тебя, – сказал он.
– Я тебя тоже люблю, – проворковала в ответ докторша, поедая его хищным взглядом. Веркрамп нервозно огляделся по сторонам, но убедился, что никто из находившихся в ресторане на них не смотрит.
– По-хорошему люблю, конечно, – добавил он после некоторой паузы.
Доктор фон Блименстейн улыбнулась.
– Любовь не бывает хорошей, дорогой, – сказала она. – Любовь всегда бывает только темной, страстной, насильственной и жестокой.
– Да?.. Вот как? – удивился Веркрамп, который никогда прежде не думал о любви под таким углом. – Я хотел сказать, что любовь – это что-то чистое. Моя любовь.
Огонь, горевший до этого в глазах доктора фон Блименстейн, как будто замигал и потух.
– Любовь – это желание, – ответила она. Ее плотно обтянутая нейлоном грудь практически лежала на столе, и от этой груди исходила какая-то неясная, но реально ощутимая угроза, начинавшая уже беспокоить Веркрампа. Он подтянул под столом свои тощие ноги и задумался, о чем же говорить дальше.
– Я хочу тебя, – сказала докторша, подкрепив свои слова тем, что вонзила свои малиновые ногти в ладонь Веркрампа. – Я очень тебя хочу! – Лейтенант Веркрамп непроизвольно вздрогнул. Под столом мощные колени доктора фон Блименстейн крепко зажали его ногу. – Я хочу тебя, – снова повторила она.
Веркрамп, уже начинавший чувствовать себя так, как будто он оказался за одним столом с извергающимся вулканом, машинально ответил:
– Может быть, мы пойдем? – и только потом сообразил, как истолкует врачиха это его внезапное желание покинуть ресторан с его относительной безопасностью.
Когда они шли к машине, доктор фон Блименстейн взяла Веркрампа под руку и сильно притянула его к себе. Лейтенант открыл машину, подержал дверь, и докторша с легким свистом нейлона села. Веркрамп, у которого прежнее ощущение своей социальной неполноценности сменилось теперь чувством неполноценности сексуальной – так подействовала на него откровенность высказанных врачихой желаний, – неохотно уселся рядом с ней.
– Вы не поняли, – сказал он, запуская мотор, – я не хочу делать ничего такого, что могло бы испортить этот прекрасный вечер.
Рука доктора фон Блименстейн легла в темноте ему на колено и крепко сжала его.
– Не надо чувствовать себя виноватым, – проворковала она. Веркрамп резко включил задний ход.
– Я вас слишком уважаю, – ответил он. Доктор фон Блименстейн положила голову ему на плечо, и он ощутил тяжесть ее ондатровой шубки, почувствовал запах ее сильных духов.
– Ты такой стеснительный, – сказала она. Веркрамп выехал со стоянки около отеля и повернул к Пьембургу, огни которого светились впереди, далеко под ними. Внезапно часть огней в городе погасла: была уже полночь.
Веркрамп медленно спускался с горы – отчасти потому, что опасался быть задержанным за вождение в нетрезвом состоянии, но главным образом потому, что его ужасала перспектива оказаться вновь вдвоем в его квартире. Дважды за дорогу доктор фон Блименстейн требовала остановить машину, и оба раза Веркрамп оказывался у нее в объятиях, а ее губы нетерпеливо искали – и находили – его тонкий рот.
– Расслабься, дорогой, – говорила она. Веркрамп внутренне разрывался между желанием и нежеланием отвечать на приступы ее страсти, и эта раздвоенность в какой-то степени успокаивала голос его совести и в то же время создавала у доктора фон Блименстейн впечатление, что Веркрамп ей отвечает. – Сексу надо учиться, – сказала она. Но Веркрампу можно было этого и не говорить.
Он снова включил мотор и двинулся вперед, а тем временем доктор фон Блименстейн объясняла ему, что для мужчины естественно бояться секса. Когда они добрались до квартиры Веркрампа, у лейтенанта уже окончательно развеялась вся эйфория, возникшая было после того, как врачиха рассказала ему, каким образом она собирается лечить полицейских, которым нравилось совокупляться с цветными девками. Странное сочетание животной страсти и клинической объективности, проявлявшееся всякий раз, когда врачиха заговаривала о сексе, уже вызвали в лейтенанте такое отвращение к этому занятию, какого не смог бы породить никакой электрошок.
– Прекрасный был вечер, – сказал Веркрамп, останавливая машину вплотную к дожидавшейся у его дома машине докторши. Но доктор фон Блименстейн не собиралась еще прощаться с ним.
– А мы не зайдем выпить на посошок? – спросила она, и, когда Веркрамп замешкался с ответом, добавила: – Кажется, я забыла у тебя в квартире сумочку, так что придется подняться.
Веркрамп тихонько пошел вверх по лестнице.
– Не хочу беспокоить соседей, – шепотом объяснил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99