– Что?
Я пожимаю плечами.
– Откат – п...ц всему.
– Что? – медик в замешательстве. Явно салага.
– Спасибо за памятник... – говорю я ему, потому что не могу объяснить ему, как я сейчас себя чувствую. Ты как пулеметчик, расстрелявший до конца последнюю ленту. Ты ждешь, вглядываясь через колючую проволоку в маленьких человечков, которые идут в атаку на твою позицию. Ты видишь их крохотные штыки, как у игрушечных солдатиков, их решительные лица без глаз, но ты пулеметчик, расстрелявший до конца последнюю ленту, и не в силах что-либо сделать. Маленькие человечки будут сейчас расти, расти и расти – в свете неровного призрачного огня осветительной ракеты – а потом они все на тебя набросятся и изрежут всего ножами. Ты это видишь. Ты это знаешь. Но ты пулеметчик, расстрелявший до конца последнюю ленту, и не в силах что-либо сделать. Ты ощущаешь пока еще далекую ярость маленьких человечков, и в этой ярости они тебе как братья, и ты любишь их больше, чем друзей своих. И потому ты ждешь, когда маленькие человечки приблизятся, и знаешь, что будешь нетерпеливо ожидать этого, потому что тебе самому никуда идти уже не надо...
Медик в замешательстве. Он не понимает, отчего я улыбаюсь.
– Что с тобой, морпех?
Да, он определенно салага.
Я шлепаю по дороге. Медик меня окликает. Я не обращаю на него внимания.
Отойдя на милю от этого страшного места, я поднимаю вверх большой палец.
Я грязен, небрит и смертельно устал.
Водитель «Майти Майта» бьет по тормозам.
– МОРПЕХ!
Я оборачиваюсь, полагая, что халява обломилась, что сейчас подвезут.
Крыса-полковник выскакивает из джипа, четким шагом подходит, становится лицом к лицу.
– МОРПЕХ!
Я думаю: Джон Уйэн, ты ли это? Я ли это?
– АЙ-АЙ, сэр.
– Капрал, ты что, не знаешь, как честь отдавать?
– Есть, сэр.
Отдаю ему честь. Я держу руку поднятой до тех пор, пока крыса-полковник не поднесет руку к своей накрахмаленной фуражке, а потом еще пару секунд продолжаю держать руку у виска, прежде чем резко оторвать ее вниз. Теперь вражеские снайперы, которые могут тут обретаться, должны понять, что из нас двоих именно крыса-полковник – офицер.
– Капрал, ты что, не знаешь, как по стойке «смирно» стоят?
Моментально возникает желание вернуться обратно в говно. Когда идут сражения, там нет полиции, там лишь те, кто хочет тебя подстрелить. Там, где идут сражения, крыс нет. Крысы хотят убить тебя изнутри. Крысы не трогают тела, потому что, кроме мускулов твоих, ничего им от тебя и не нужно.
Я стою по стойке смирно, слегка пошатываясь под шестьюдесятью фунтами снаряжения, которое тащу на себе.
У крысы-полковника классическая гранитная челюсть. Я уверен, что в учебном центре корпуса морской пехоты в Квонтико кандидаты в офицеры наверняка проходят суровую проверку, и тех, у кого нет гранитной челюсти, отсеивают.
На его тропической полевой форме стрелки остры как бритвы, и накрахмалена она до такой степени, что похожа на зеленую броню. Он исполняет безупречную «Короткую паузу», любимый приемчик начальников, который предназначен для поражения жертв посредством приведения их в состояние неуверенности, несовместимой с жизнью. Мне вовсе не хочется сколь-либо ущемлять самоуверенность полковника, поэтому я отвечаю ему насколько возможно совершенным исполнением приема, который освоил в Пэррис-Айленде, и который именуется «я-всего-лишь-рядовой-и-стараюсь-быть-послушным».
– Морпех...
Полковник будто штык проглотил. Эта поза называется «Командный вид», и назначение ее в том, чтобы меня запугать, несмотря на то, что я на фут выше его и вешу
фунтов на пятьдесят больше. Полковник внимательно изучает все, что находится ниже моего подбородка.
– Морпех...
Ох, и нравится ему это слово.
– Что это у тебя на бронежилете, морпех?
– Сэр?
Крыса-полковник поднимается на цыпочках. На миг я опасаюсь, что он собирается укусить меня в шею. Но он всего лишь хочет обдать меня своим дыханием. Его улыбка холодна. Его кожа чересчур бела.
– Морпех...
– Сэр?
– Я тебе вопрос задал.
– Вы имеете в виду этот пацифик, сэр?
– Что это такое?
– Символ мира, сэр...
Я терпеливо жду, пока полковник пытается вспомнить содержание главы «Межличностные отношения с подчиненными» из учебника офицерского училища.
Крыса-полковник продолжает обдавать своим дыханием все мое лицо. Его дыхание пахнет мятой. Офицерам корпуса морской пехоты не разрешается иметь плохой запах изо рта, плохо пахнуть, иметь прыщи на лице или дырки в нижнем белье. Офицерам корпуса морской пехоты не разрешается иметь ничего нетабельного, только то, что им выдается. Полковник тычет в значок указательным пальцем, демонстрирует мне весьма недурной «Отточенный свирепый взгляд». Его голубые глаза сверкают.
– Хорошо, сынок, можешь притворяться, будто ничего не знаешь. Но я-то знаю, что означает этот значок.
– Так точно, сэр!
– Это пропагандистский значок, «Запретить бомбу». Подтвердить!
– Никак нет, сэр. – Мне уже больно не на шутку. Тому, кто изобрел стойку «смирно», явно никогда не приходилось топать в полевом снаряжении.
– И что же это?
– Просто символ мира, сэр.
– Ах, вот как? – Он начинает дышать чаще, подошел совсем вплотную, будто обладает даром выявлять ложь на запах.
– Так точно, полковник, это просто -
– МОРПЕХ!
– АЙ-АЙ, СЭР!
– СОТРИ ЭТУ УЛЫБКУ С ЛИЦА!
– АЙ-АЙ, СЭР!
Крыса-полковник обходит меня кругом, надвигается на меня.
– Ты считаешь себя морпехом?
– Ну...
– ЧТО?
Скрещиваю пальцы, чур меня!
– Так точно, сэр.
– А теперь поговорим серьезно, сынок... Полковник начинает с блеском исполнять «Отеческий подход».
– Расскажи-ка, кто дал тебе этот значок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49